— Пива бы упаковку, к нему арахиса там, рыбы, — с кислой миной проговорил Бурсов. — А вы куда?
— Потом расскажу, — пообещала я и добавила: — Знаете, как говорят, и у стен могут быть уши. В обед принесу детектор излучений, посмотрим квартиру. Но даже после этого я предпочла бы не распространяться особо о своей деятельности. Чем выше степень секретности, тем больше шансов у вашей жены.
— Понятно, — кивнул Бурсов. — Больше глупых вопросов задавать не буду.
Поправив немного грим, я прямо из квартиры клиента отправилась в Тарасовский государственный университет, где преподавала Роза.
Работница деканата встретила меня неприветливо. На вид очкастой девушке было не больше восемнадцати, а амбиций и гонору целый вагон. Удостоверение прокуратуры ее не испугало. По ее словам, такое любой школьник на ксероксе напечатает.
— Я не могу вам выдавать ни информацию, ни документы без разрешения декана. Идите к нему, — звучал в просторном помещении деканата ее звонкий голос.
Как назло, ни декана, ни зама, ни даже ректора на своих местах не было, их сотовые не отвечали, а тратить время на поиски или ждать не хотелось, поэтому я решила перевоспитать юную грубиянку за конторкой.
— Знаете, девушка, у меня тут недавно случай забавный был, — доверительно сказала я. — В магазине кассирша неправильно дала мне сдачу. Пришла домой, а двух рублей в кошельке недосчиталась.
— И что? — непонимающе спросила она.
— Ну что, я вернулась в супермаркет уже со спецназом, кассиршу арестовали, и уже на допросах выяснилось: мало того, что она подворовывала в магазине, но еще в течение всей жизни совершила кучу нехороших поступков. Их хватило на солидный срок. А потом через два дня после объявления ей приговора я нашла те злополучные два рубля. Оказалось, что по ошибке я сунула мелочь в карман, а в кармане монетки завалились за подкладку. Вот какие шутки иногда выкидывает с нами жизнь. Мне теперь даже как-то неловко перед той кассиршей, но вернуть уже все равно ничего нельзя. И смех, и грех.
— Прямо обхохочешься, — мрачно заметила работница деканата, с беспокойством поглядывая на меня из-за конторки. До нее, верно, стало доходить, что не стоит так обращаться с прокурорскими работниками.
— А та девушка была одного возраста с вами, — оскалилась я, выстукивая пальцем по крышке стола похоронный марш.
— На что это вы намекаете? — спросила девушка, глаза ее испуганно расширились.
— Ни на что, — пожала я плечами. — Просто мораль истории такова: посадить можно любого, если есть причина.
— Мой папа завкафедрой, и у него много влиятельных знакомых, — презрительно скривила губы наглая девица, — не советую мне угрожать.
Несмотря на ее уверенный голос, я чувствовала, что девушка боится. До конца пары оставалось минут двадцать. Мне надо было срочно решать проблему, пока в деканат не нахлынули студенты и преподаватели. Улыбнувшись секретарше, я выложила на конторку наручники.
— Или мы договоримся, или я отвезу тебя в КПЗ. Попрошу, чтобы тебя запихнули в камеру к старым лесбиянкам, и они с тобой такое сделают, к утру поседеешь.
— Я звоню папе, — срывающимся голосом сообщила секретарь, хватаясь за телефонную трубку. Я вырвала у нее аппарат и с рычанием ударила им об стену, только осколки во все стороны полетели. Телефон тренькнул и умолк навсегда.
— В-вы! В-вы с-с ума сошли! — заикаясь, воскликнула девица, выпучив глаза.
— Молчать! — рявкнула я. — Через пять минут я должна знать всю информацию, или же вы пожалеете!
И действительно, выходка с телефоном помогла. С девицы слетела вся спесь. Быстро и аккуратно секретарь отыскала в журналах отчисленных студентов, показала мне их оценки, посещаемость, кротко рассказав о тех, кого знала лично. С одним студентом, Солдатовым Виталием Игоревичем, были серьезные проблемы. Он попался на торговле анашой рядом с институтскими общежитиями. Дело до милиции доводить не стали, просто отчислили парня за неуспеваемость, не дав пересдать экзамены. А завалила его на пересдаче именно Бурсова. Солдатов прямо в аудитории обещал, что поквитается с ней. Остальные отчисленные за прошлый семестр сами не захотели пересдавать, просто забрали документы, и все. Секретарша даже сказала, что лично составляла письма отчисленным, чтобы приходили восстанавливаться, но ни один не пришел. Про саму Бурсову девушка высказалась нейтрально. С одной стороны, вроде бы ничего тетка, прикалывается на занятиях, с ней весело, объясняет все доходчиво, но если к кому прицепится, то это конец — пройдешь все круги ада. И на экзаменах, бывает, мучает немилосердно, если плохое настроение.
Так же высказывались и другие студенты, с которыми я разговаривала до посещения деканата. В коридоре я столкнулась с безобидным на вид очкариком, сыном главы администрации. Мне сказали, что у него тоже преподавала похищенная. Увидев мое удостоверение, он по секрету сообщил, что Бурсова вымогала взятки.
— Что, и с тебя вымогала? — спросила я серьезно.
— Нет, я сдал сам, — гордо заявил он. — Ну отец только установил на халяву пластиковые окна в квартире у Розы Аркадьевны.
Потом я расспросила о Бурсовой у ее коллег-преподавателей. «Преподаватель от бога, — вот как они ее назвали. — Большой души человек. Любому, оказавшемуся в беде, готова помочь. Кому дала в долг крупную сумму, кому помогла через своих знакомых. Всегда веселая, приветливая».
Закончив в университете, я поехала домой к студенту Солдатову. По данным Юзера, он уклонялся от призыва на воинскую службу.
На мой звонок в дверь ответила женщина:
— Кто там?
— Я из военкомата, — соврала я. — Ваш сын в розыске…
— Его нет дома, — перебила меня женщина истеричным голосом. Она мне напомнила кудахчущую наседку, защищающую цыпленка.
— Да я не забирать его пришла, — ответила я. — У меня есть к вам предложение, могу помочь сравнительно дешево отмазать вашего сына.
Дверь открылась на цепочке. Худая женщина с бигуди на голове выглянула в щель, стараясь рассмотреть, есть ли со мной еще кто-нибудь или нет.
— Сколько вы хотите?
— Тысячу долларов, — ответила я, как заправская взяточница.
— Тысячу! Да вы с ума сошли! — воскликнула женщина, пораженная. — Откуда я столько возьму? Нет, ничего не выйдет.
— Подумайте, второй раз предлагать не стану, — безразлично бросила я и повернулась, чтобы уходить.
Из-за спины женщины послышался высокий хриплый голос:
— Мам, пусти ее, я сам с ней побазарю.
— Виталя, но у нас все равно нет денег, — жалобно проговорила женщина, отвернувшись от меня.
— Не твоя проблема, — был ей ответ.
Дверь захлопнулась. Зазвенела снимаемая цепочка.
Я вошла в обшарпанную прихожую, где по углам на потолке прятались пятна плесени, а дырявый линолеум на полу вздулся пузырями. Из комнаты вышел Солдатов собственной персоной, взлохмаченный и заспанный. Под глазом красовался здоровенный синяк. Видно, ночка вчера была трудная, раз парень спал до двенадцати.
