— Возвращайтесь быстрее, — попросила Роза, — тут страшно, соседи психи. Вдруг опять кто-нибудь начнет ломиться.
— Постараюсь вернуться как можно быстрее, — пообещала я и протянула Розе электрическую дубинку: — Вот это вам от страхов. Нажимаете кнопку на ручке, дотрагиваетесь до противника, и одной проблемой становится меньше.
Роза, взяв дубинку, повторила мои действия. Вид голубой молнии между рожками дубинки успокоил ее. Олег Николаевич получил от меня баллончик со слезоточивым газом.
— В комнате пользоваться им нежелательно, но, если припрет, не размышляйте, а действуйте. Если газ попадет вам в глаза, ни в коем случае не трите их. Задержите дыхание и выбирайтесь из загазованного места.
— Я бы предпочел помповое ружье, — недовольно скривился Бурсов, убирая баллончик подальше от себя на подоконник.
— Знаете, Олег Николаевич, я бы предпочла, чтобы люди всей земли жили в соответствии с христианскими заповедями. Тогда бы не понадобилось помповых ружей, — с иронией сказала я. — И уберите баллончик с подоконника. От воздействия прямого солнечного света он может взорваться. Да и шторы на окне держите закрытыми, на всякий случай.
Проинструктировав клиентов, я покинула общежитие и побежала по тротуару вдоль проезжей части. С пробежкой я припозднилась. Улица была уже запружена машинами. Толпы пешеходов торопились на работу в последний день недели перед выходными. Я свернула и побежала дворами, чтобы не вдыхать выхлопные газы транспорта, добежала до городского стадиона, сделала там три круга и перешла к разминке: упражнения на гибкость, растяжки, отработала захваты и прыжки с переворотами, перешла на гимнастические снаряды. Вымотавшись как следует, я легкой трусцой побежала к себе домой.
Стряпня тети Милы была лучшей альтернативой фирменным бутербродам семьи Бурсовых.
— Избегалась и прибежала поесть? — констатировала мое появление в квартире тетя Мила. — Вон какая вся потная. Опять издеваешься над собой? Замуж тебе надо.
— Тетя, что-то ты сегодня с утра злая какая-то, — заметила я, сбрасывая кроссовки. — Случилось что?
— А ты не слышала? — искренне удивилась тетя Мила моему невежеству. — Со вчерашнего вечера еще началось. По всем каналам показывают. В Тарасове необъяснимая вспышка насилия. Бандитские разборки в центре. А сегодня утром арестовали одну бабу. Она детьми торговала и переехала своего сообщника на «КамАЗе». Я вот слушала все это и думала о тебе. Ведь ты, Женя, вечно ввязываешься во всякие авантюры. Чего я только не передумала.
— Тетя, я есть хочу, — сказала я, переводя разговор в другое русло.
— Пожалуйста, все готово. Мойся, и за стол, — ответила тетя Мила и вновь начала бурчать об ужасах, творящихся по всему миру.
Я проскользнула мимо нее в ванную, закрылась, включила воду и только тогда перестала слышать рассуждения о растущей преступности, мафии, продажных чиновниках. Мне и так все это хорошо было знакомо не понаслышке.
После душа, подсушив волосы феном, в халате и тапочках я проследовала на кухню.
Тетя подала мне на тарелке нарезанное пластами жареное мясо с румяной корочкой, политое чем-то блестящим, украшенное зеленью и дольками лимона.
— Выглядит необычно, — заметила я, присаживаясь. Взяла вилку, нож, попробовала кусочек. — Это что, мед?
— Да, мед, — кивнула тетя Мила. — Я вообще-то не планировала тебе его давать, пока сама не попробую.
— Да вкусно, не волнуйся, — заверила я тетю и замычала от удовольствия.
— А я что-то попробовала и испугалась, как-то необычно, — пожала плечами тетя. — Здесь мясо сначала замачивается со специями на ночь, потом маринуется в темном пиве и меде, запекается, а при подаче поливается медом.
— Я и не знала, что люди так извращаются с мясом, — проговорила я, проглотив очередную порцию и нарезая ножом новые кусочки.
— Да, времени потрачено уйма, а результат на троечку, — вздохнула тетя Мила со скорбным видом.
— Не прибедняйся, — сказала я и спросила, зацепив на вилку кусочек мяса: — А что, первого нет?
— Нет, — помрачнела тетя.
— Как нет? — удивилась я. — Ты что-то темнишь. Признавайся своей любимой племяннице.
— Я его пересолила, — призналась тетя Мила и закрыла лицо руками, — пересолила и вылила.
— Как пересолила?! — опешила я.
Со слезами на глазах тетя поведала мне подробности этого душераздирающего происшествия. Она подсаливала, крышка с солонки слетела, и вся соль высыпалась в кипящий суп.
— Так вот почему у тебя плохое настроение, — протянула я. — А тут еще вспышка насилия в Тарасове. Одно к одному. Да тут бы любой не выдержал.
— В твоем голосе слышится ирония, — пригорюнившись, сказала тетя. — Опять издеваешься?
— Да боже упаси! — воскликнула я, набрасываясь на еду. — Очень вкусное мясо.
Тетя Мила покачала головой. Встав из-за стола, она подошла к выключенной духовке и вытащила пирожковый лист. На нем ровными рядами лежали пончики, покрытые шоколадной глазурью.
— Тетя, я такое не ем! — воскликнула я обреченно. Через две минуты я сидела перед телевизором и не спеша потягивала ароматный кофе, приготовленный тетей. Рядом, на передвижном чайном столике, стояла пустая тарелка из-под немецких пончиков с начинкой.
— Что там показывают? — крикнула мне из кухни тетя Мила.
— Ничего интересного, — ответила я. — Какой-то мужчина бредит в прямом эфире.
— Бредит? — переспросила тетя Мила. — Не выключай, я сейчас приду.
На самом деле по телевизору шел выпуск новостей Тарасова. В студию пригласили экстрасенса, шепелявого бородатого мужика лет за сорок, который на полном серьезе доказывал, что взрывы насилия в Тарасове, происходящие с интервалом примерно в один-два месяца, связаны с деятельностью некоего космического разума с отрицательным зарядом.
Допив кофе, я принялась обзванивать своих знакомых в милиции, чтобы выяснить, как обстоят дела на самом деле. Оказалось, что Михайловскую действительно арестовали по обвинению в организации убийства главврача дома ребенка. Ей предъявили еще кучу обвинений, но убийство было основным. О залоге не могло идти и речи. Начальник охраны дома ребенка Прохор Иванович скрылся. Велись его поиски. Валерию Игнатьевичу удалось притянуть к делу о финансовых махинациях в детдомах и директора крытого рынка Владимирского. Как признался Земляной, дело обещает быть громким и тяжелым.
Я задумалась. Почти все преступники арестованы. Опасность оставалась со стороны начальника охраны дома ребенка Прохора Ивановича Осыко. Бурсова для президента «Защиты детского счастья» — опасный свидетель, и она могла поручить Осыко устранить Розу. Большой вопрос, захочет ли он продолжать игру, когда в дело вмешались правоохранительные органы, а его объявили в розыск. Белаз, тот точно на время притихнет. Ввязываться в столь темную историю из-за каких-то ста пятидесяти тысяч, имея легальный бизнес и желание амнистироваться перед обществом, он не станет. Показательно одно то, что, посылая своих людей требовать долг с Михайловской, оскорбившей его в его же клубе засылкой своего наемника, то есть меня, Белаз просит их обойтись без крови и стрельбы, а вежливо поговорить. Правда, понятие «вежливо поговорить» в устах бандита — понятие растяжимое. Что в итоге? Бурсовы находятся в комнате общежития, и выяснить их местонахождение — задача трудная даже для спецслужб, не то что для обычных бандитов. Я планировала держать супругов в общаге еще несколько дней, пока не найду более надежного места. Опасность со стороны врагов свелась к минимализму. Противники ослаблены и деморализованы. Ими занимаются правоохранительные органы. Мне остается охранять Бурсовых до суда и попытаться вычислить Осыко, так, на всякий случай, чтобы душа не болела. Задачи сложные, но выполнимые, поэтому надо работать.
