Я подрулила к дому с вытянутой треугольной крышей.
— Вам, Олег Николаевич, лучше посидеть здесь.
— Почему это? — не согласился Бурсов. — Пока вы будете подкрадываться, этот мужик со штырем или его друзья придут сюда. Что я тогда буду делать? Вернетесь, а у меня кол в сердце.
— Не драматизируйте, — попросила я, — ладно, пойдемте, только без шума.
Мы перелезли через невысокий забор пустого дачного участка и пошли к меже с соседним наделом. Отогнув сетку, отделявшую участки, я помогла Бурсову перелезть на соседнюю территорию, затем перелезла сама. В будний день на дачах было тихо и безлюдно, поэтому наши маневры не вызвали никакой реакции по той простой причине, что реагировать было просто некому. Разве что сорока, что-то клевавшая на куче ботвы, шумно захлопав крыльями, взлетела и села на конек крыши, ругая нас последними словами на сорочьем языке.
— Вот этот туалет около виноградника, — показал мне Бурсов на строение из белого кирпича с небольшим окошечком из стеклоблоков. Крадучись, мы начали пробираться через заросли помидорных кустов выше человеческого роста к туалету. Я пролезла в каморку, где был сложен сельскохозяйственный инвентарь, наклонилась и, ухватившись за край, подняла пару досок. Под досками обнажилась черная рыхлая земля. При беглом взгляде сразу становилось ясно, что некто притаптывал ее ногами и разравнивал руками.
Были видны чуть заметные бороздки от пальцев. Вытянув из ножен, прикрепленных на голени под брюками, штык-нож, я потыкала в землю в нескольких местах. Везде клинок натыкался на преграду. Здесь! Взяв лопату, я нащупала край кейса, подцепила и вывернула его из земли.
— Довольно объемный, — заметил Бурсов.
— Вот, — я поставила кейс перед ним. — Посторожите, а я пойду потолкую с тем товарищем со щупом. — Чтобы Бурсов почувствовал себя уверенней, мне пришлось дать ему электрошокер.
Выйдя из туалета, я бесшумно пробежала вдоль забора, выбрала место и перемахнула на другую сторону. Дальше по забору была калитка, но пройти через нее не имелось возможности, так как она находилась на открытом месте в прямой видимости моего противника. Играя на солнце блестящими от пота мышцами, парень продолжал поиски. По всему было видно, что Бурсовы на даче появлялись нечасто. Солнце иссушило землю, превратило в камень, на котором сорняки вырастали худосочными тростинками. Прятаться было просто негде. Бесшумно я подошла к парню, увлеченному своим занятием. Однако, когда до него оставалось метра три, искатель внезапно обернулся. Может, он хотел прощупать землю по другую сторону дорожки, может, что услышал или учуял по запаху, но факт остается фактом — меня обнаружили. Вытаращившись на меня, парень, запинаясь, спросил:
— Т-ты чего здесь делаешь?
— Хочу с тобой поговорить, — миролюбиво ответила я, широко улыбаясь.
Парень бросился бежать. Я кинулась за ним. Догнав, провела подсечку и повалила на землю. Парень замычал, рванулся вверх, но высвободиться не смог.
— Чего ты хочешь? — захныкал парень, словно нашкодивший карапуз. — Я ничего не делал, просто зашел посмотреть.
— А заодно решил проверить плотность грунта, — поддакнула я и посильнее надавила на вывернутую за спину руку. — Говори, кто тебя послал, зачем и как вы связываетесь!
— Меня тетка послала. Сказала, тут куча бабок где-то спрятана, чтобы я нашел и вернул ей. Дом я уже смотрел, начал сад обыскивать, — кряхтя, проговорил парень и застонал: — Отпусти!
— Что за тетка, фамилия! — рявкнула я и легонько съездила ему по загривку.
— Моя тетка, Михайловская Надежда Федоровна. Она мне вчера из СИЗО на мобильник позвонила, — плаксивым голосом сказал парень. — Она обещала денег дать на крутую тачку.
— Ты один? — спросила я на всякий случай.
— Один, — подтвердил племянник Михайловской, которого она втянула в свою игру.
— Я не собираюсь тебя убивать. Иди на все четыре стороны, — ответила я, отступив. — Позвонит тетя, скажешь, что денег она не получит.
Парень встал, с недоверием посмотрел на меня и, хромая на обе ноги, заковылял к воротам, часто оглядываясь.
Я вернулась к Бурсову и пересказала, что произошло.
— Думаю, президент «Защиты детского счастья» не сможет нам теперь ничего противопоставить. Не была она готова к такому повороту событий, вот и попала. Удачливая дилетантка, не более.
В машине мы пересчитали деньги — один миллион восемьсот двадцать тысяч долларов.
— Вы когда-нибудь держали такую сумму в руках? — поинтересовался Бурсов, вытирая со лба испарину.
— Держала и побольше, — ответила я равнодушно, укладывая пачки обратно в кейс. — Кстати, Олег Николаевич, а что у вас на участке местами вскопаны небольшие пятачки?
— Это я червей копал для рыбалки. Я с друзьями с работы иногда езжу, тут недалеко озера, карась, карп, линь, — ответил Бурсов, с задумчивым видом наблюдая перемещение пачек стодолларовых купюр. — Копаешь, копаешь по всему огороду, а червей нет. Земля, что ли, такая?
— Поливать надо, — бросила я, — а то видите, преступники принимают ваши раскопки за места захоронения кладов.
— Слушайте, а может, их не сдавать? — предложил вдруг Бурсов, поразив меня до крайности. — Нам же за это памятник не поставят.
— Памятник поставят, если вы их оставите себе, — со вздохом сказала я. — Но даже если вас не достанут бандиты, то Михайловская на суде с помощью их захочет вас подставить. Скажет, что это ваша жена все организовала, у нее миллионы, а у меня пустой сейф.
— Да, дела, — пробормотал Бурсов печально. Эх, раз в жизни такое бывает!
Убитые горем, мы поехали сдавать найденное, а когда после прокуратуры вернулись домой, то столкнулись с тем, чего никак не ожидали. Мы стояли на лестничной площадке перед дверью в квартиру. Олег Николаевич открывал дверь, а я контролировала подходы к жилищу, как вдруг сверху из-за шахты лифта донесся подозрительный шорох. Я сняла револьвер с предохранителя и покосилась на Олега Николаевича. Он, ничего не замечая, не торопясь, открывал замки. Отвлекать его было себе дороже. Запаникует — и обоим хана. Я вновь посмотрела на лестницу. Рука, сжимавшая револьвер, стала скользкой от пота. В животе появился неприятный холодок. В любой момент могло произойти что угодно. Шорох повторился, и на этот раз его услышал даже Бурсов.
— Что это? — Он замер с ключом в руке, вставленным в замочную скважину.
— Открывайте дверь, — процедила я сквозь зубы, наблюдая за лестницей.
До Бурсова дошло, что дело серьезное, и он засуетился, загремел ключами, ругаясь себе под нос, так как замок не поддавался. Кое-как справившись, клиент все же смог повернуть ключ раз, другой, третий, четвертый, сопровождая каждый поворот матюком. Щелчки механизма замка отражались в стенах подъезда как пистолетные выстрелы. Может, мое сознание и преувеличивало их громкость, но тем не менее любой находившийся в подъезде их слышал. Наконец дверь была открыта. Без церемоний я впихнула Олега Николаевича в квартиру. В эту же секунду из-за шахты лифта вниз по лестнице к нам кинулся чумазый карлик. Так идентифицировал опасность мозг вследствие быстро меняющейся ситуации.
