– Нет. Почему ты так говоришь?
– Я вас не виню. Это просто стиль, стиль всего. – Откинувшись на спинку стула, он делает небрежный жест рукой, указывая на всё вокруг. – Я просто спрашиваю. Разве нет чего-нибудь нового, что вам нравится?
Квартира на Конистон-Террас находится в перестроенном довоенном доме. Она просторная, с высокими потолками, но не слишком большая. Он купил ее после развода. Именно это было нужно ему, новоиспеченному холостяку. С тех пор он так здесь и живет.
Когда он покупал квартиру, сделкой предусматривалось, что он возьмет мебель предыдущего владельца. Мебель была тяжелая, темная и не в его вкусе. Он всегда собирался ее заменить, но ему не хватало энергии. Вместо этого он годами приспосабливался к окружающей обстановке, сам становясь немного тяжеловеснее, немного более угрюмым.
– Я дам тебе прямой ответ, Драго, но только не смейся. Мной завладело время, история. Завладело этой квартирой и всем, что в ней есть. В этом нет ничего странного. Так случится и с тобой, если ты проживешь достаточно долго. А теперь скажи мне: о чем этот разговор на самом деле? О компьютере, который не соответствует твоим потребностям?
Драго, совершенно сбитый с толку, не сводит с него глаз. Да он и сам себе удивляется. К чему такие резкие слова? Чем заслужил их этот бедный мальчик? «Вы ненавидите вещи, если они новые?» Вполне законный вопрос, обращенный к старому человеку. Из-за чего же тут злиться?
– Когда-то, давным-давно, все это было новым, – говорит он, в точности повторяя жест Драго. – Все в мире было когда-то новым. Даже я был новым. В час, когда я родился, я был самым новым из всего, что имелось на Земле. Потом за меня принялось время. Так же, как оно примется за тебя. Время тебя съест, Драго. В один прекрасный день ты будешь сидеть в своем прелестном новом доме со своей прелестной новой женой, и твой сын повернется к вам двоим и скажет: «Почему вы такие старомодные?» Я надеюсь, что, когда настанет этот день, ты вспомнишь наш разговор.
Драго доедает ризотто, доедает салат.
– На прошлое Рождество мы ездили в Хорватию, – говорит он. – Я, моя мама и мои сестры. В Задар. Там живут мамины родители. Они сейчас очень старые. Ими тоже, как вы сказали, завладело время. Моя мама купила им компьютер, и мы показали, как им пользоваться. Так что теперь они могут делать покупки через интернет, могут посылать нам е-мейлы, мы можем посылать им фотографии. Им это нравится. А они очень старые.
– Так что?
– Так что вы можете выбирать, – отвечает Драго. – Вот и все, что я хотел сказать.
Глава 24
Когда он пригласил Драго пожить у него, за этим приглашением не крылось ничего, что можно было бы посчитать – он выбирает чопорное неодобрительное слово, которое сейчас в ходу, – неподобающим. Сердце у него, насколько он может судить, было и остается чистым, помыслы невинные. Он питает к Драго сдержанную, подобающую нежность, какую любой мужчина питал бы к приемному сыну или к сыну, который вот-вот явится на свет.
Их совместное проживание рисовалось ему мирной картиной: несколько тихих вечеров, проведенных вместе; Драго, склонившийся у обеденного стола над домашним заданием, он – в кресле, с книжкой – так они пережидают, пока улягутся страсти дома у Йокичей.
Но все получается совсем иначе. Драго приводит своих друзей, и скоро в квартире становится шумно, как на вокзале. На кухне громоздятся картонные коробочки из-под еды и грязные тарелки, в уборную никогда не попасть. Никакого спокойного сближения, которое он предвкушал, не происходит. На самом деле он чувствует, что Драго его отталкивает. После того вечера с ризотто они даже не едят вместе.
– Я делаю себе на ужин омлет, – объявляет он как можно более небрежным тоном. – Сделать тебе тоже? С ветчиной и помидорами?
– Мне не надо, – отвечает Драго. – Я ухожу. Меня подхватит один из моих приятелей. Мы где-нибудь поедим.
– У тебя есть деньги?
– Да, спасибо, мама дала мне денег.
Приятель, о котором идет речь, – прыщавый рыжий парень по имени Шон, к которому он почувствовал антипатию с первого взгляда. Шон, который, по словам Драго, редко ходит в школу, потому что играет в оркестре, прямо-таки поселился в квартире. Они с Драго куда-то отправляются после наступления темноты, потом возвращаются и закрываются в его бывшем кабинете, который теперь стал комнатой Драго. Музыка и их шепот не дают ему уснуть до рассвета. Сердитый и несчастный, он лежит в темноте, слушая Би-би-си.
– Дело не только в шуме, – жалуется он Элизабет Костелло. – Драго привык к большой семье, и я не жду, что у него будет тихо, как у монаха. Нет, меня расстраивает то, как он реагирует, когда я прошу его быть немного внимательнее.
– Как он реагирует?
– Падает заслонка. Он больше меня не видит. Словно я предмет обстановки. Марияна говорит, что он и его отец всегда на ножах. Ну что же, я начинаю понимать, почему так происходит. Я начинаю сочувствовать его отцу.
После ее холодных слов у реки он думал, что больше не увидит Элизабет Костелло. Но нет, она вернулась – возможно, оттого, что не может от него отступиться, а возможно, оттого, что нездорова. Она похудела; чувствуется, что она слаба; у нее постоянный кашель.
– Бедный Пол! – говорит она. – В таком возрасте, при таком монашеском образе жизни, как вы говорите, при таких устоявшихся привычках, а теперь еще и злобный! Какая безрассудная попытка заняться детьми! Я уверена, что в абстрактном смысле вам бы хотелось полюбить юного Драго, но вмешалась проза жизни. Мы не можем полюбить усилием воли, Пол. Мы должны научиться. Вот почему души спускаются из своего царства наверху и идут на то, чтобы вновь родиться: когда они вырастут в нашей компании, то смогут повести нас по тернистой дороге любви. С самого начала вы увидели в Драго что-то ангельское, и я уверена, вы не ошиблись. Драго оставался в контакте со своими небесными корнями дольше, чем большинство детей. Преодолейте ваше разочарование, ваше раздражение. Учитесь у Драго, пока можете. Однажды остатки ореола, которые еще остаются у него, растворятся в воздухе, и он станет просто одним из нас.
Вы думаете, что я сумасшедшая, что у меня бред? Но не забудьте: я воспитала двоих детей, настоящих, невыдуманных детей. А вы не воспитали ни одного. Я знаю, для чего дети, вы же понятия не имеете. Поэтому прислушайтесь ко мне, даже когда это фигуры речи. Дети у нас для того, чтобы мы научились любить и служить. Через наших детей мы становимся слугами времени. Загляните в свое сердце. Спросите себя, есть ли у вас резервы стойкости, которые понадобятся вам для путешествия, есть ли выносливость. Если нет, то, пожалуй, вам следует воздержаться. Еще не поздно.
Фигуры речи. Ангелы с небес. Речь, которую она произнесла, – самая загадочная со времен того фокуса-покуса с женщиной в темных очках. У нее умственное расстройство от голода? Она снова пытается его одурачить? Следует ли предложить ей что-нибудь посущественнее чашки чая? Он смотрит на нее сурово, очень сурово. Но она и бровью не ведет. По-видимому, она верит в то, что говорит.
