Господин Муханов ждал нас в своем офисе. Директор радиостанции принял меня за сопровождающее лицо и, выдав мне минимум положенной любезности, усадил пить кофе, а сам стал обсуждать с Голицыным предстоящее выступление. Когда Муханов полез в бар за бутылкой, я заметила загоревшиеся от превкушения выпивки глаза Роальда и решила, что это не должно повториться.
— Никакого алкоголя, Ромочка! — непререкаемым тоном заявила я. — Спрячьте, пожалуйста, бутылку, если вы не хотите, чтобы Голицын съехал с катушек в такой ответственный период.
— А вы запойный, да? — без тени смущения спросил Роальда Муханов.
Затем, поколебавшись, вздохнул и убрал продолговатую бутыль «Джонни Уокера» в недра бара.
— Впрочем, мне тоже нельзя, — виновато проронил Муханов. — Что ж, будем пить тоник без виски. А вы, может быть, пропустите за наше здоровье?
— Исключено, — покачала я головой. — Я — как Роальд. А он сейчас не пьет.
— Ну, — попытался было проявить инициативу Голицын. — Если по чуть-чуть, то…
— Не пьет, — твердо повторила я и поспешила перевести разговор на другую тему: — Послушайте, как вы можете работать в такой обстановке? Там, похоже, газетчики совсем разбушевались.
Действительно, из-за неплотно прикрытой двери доносился шум. Для представителей прессы это было чересчур громко, да и вряд ли корреспонденты радио и местного телевидения стали бы повизгивать.
Муханов послал человека и велел ему выснить, что там происходит.
Оказалось, что к газетчикам прибавилось полчище молодых людей обоего пола — фанатов, которые вели себя гораздо более нетерпеливо.
— Чего хотят? — мрачно спросил Муханов у секретаря.
— Известно чего, — спокойно ответил тот. — Вернее, кого.
И показал пальцем на Роальда. Голицын поежился. Перспектива быть растерзанным возбужденными подростками его явно не прельщала.
— Скажите, господин Муханов, а откуда здесь все эти люди? — поинтересовалась я. — Со времени звонка Голицына к вам прошло от силы минут сорок. Встреча не была намечена заранее. Выходит…
— Есть грех, — кивнул Муханов. — Понимаете, эксклюзив есть эксклюзив. Особенно в такой ситуации, когда Роальд ни с кем из средств массовой информации не общается, и мы знаем почему.
Директор радиостанции прошелся по комнате, остановился у двери, чуть наклонился, прислушался к глухо доносившемуся шуму и покачал головой.
— Представляете, что я — директор «Эха столицы» — должен испытывать! У меня под боком сам Голицын, а я даже не могу взять у него интервью! Вот я и решил хоть немного выпендриться и дал объявление по радио, что у меня состоится встреча с Роальдом. И время указал: с двенадцати до половины первого.
— И все? — подозрительно спросила я. — Больше никакой конкретики?
— Ни единого словечка, клянусь! — воздел руки Муханов. — Просто время и место. Я думал, что это разогреет интерес. Впрочем, не предполагал, что до такой степени. Хотя, не буду скрывать, мне приятно, что столько народа слушает наше радио и оперативно реагирует.
— Черный ход есть? — поинтересовалась я. — Ведь разогнать их не удастся.
— Есть, — кивнул Муханов. — Выйдете из здания без проблем.
— Они хотят автографов и цветочки подарить, — снова подал голос секретарь. — В рекламных целях, наверное, можно.
— Собери открытки, — велел Муханов, — не больше десяти. Цветы тоже, сложишь здесь на тумбочку. Роальд черкнет автографы, пусть поразомнутся. Но до драки не доводить, дай там команду.
Роальд достал авторучку и отвинтил колпачок, готовый к заочной раздаче автографов.
— Это ведь не оговаривалось в наших переговорах с Гариком, — внушал Муханов Голицыну. — Ты же с прессой по-прежнему не общаешься, а пара автографов делу не повредит, даже наоборот…
Цветов оказалось больше, чем рассчитывали. Розы, гвоздики, хризантемы, каллы, нарциссы, пионы и даже орхидеи заполонили комнату.
Пока Роальд расписывался на открытках, я внимательно следила за прибыванием флоры.
Мое внимание привлекла большая корзина с розами, которую внес запыхавшийся секретарь. С трудом установив ее возле сейфа, он вытер со лба пот.
— Конца-краю не видно. Может быть, пора завершать? — с надеждой спросил он.
— Завершайте, — кивнул Муханов и вручил ему пачку открыток. — Мы еще по чашечке кофе выпьем, а когда народ рассосется, я лично провожу к черному ходу Роальда и… кстати, как вас зовут?
— Меня зовут Женя, — тихо сказала я, уже чуя приближение беды. — Замолчите, пожалуйста, и закройте поплотнее дверь.
Удивленный Муханов подчинился приказу. Проделав требуемое, он снова уселся за стол и с интересом посмотрел на меня.
— Тихо! — проговорила я, прикрыв глаза ладонью. — Очень тихо.
— Что такое? — нетерпеливо и в то же время настороженно проговорил Муханов.
— Часики у вас электронные, — кивнула я на стену, где мерцал циферблат.
— Ну…
— А что тогда тикает? — поднялась я с кресла и направилась к корзине с розами. — Поклонники решили подарить Роальду швейцарские часы?
Осторожно разворошив мокрые розы, я извлекла оттуда маленький прямоугольничек, обернутый в плотную промасленную бумагу. Нащупав циферблат, я аккуратно надорвала бумагу и посмотрела на цифру, возле которой была установлена стрелка.
У нас оставалось от силы две минуты. Надо было что-то решать, причем немедленно.
— Бомба! — завопил Муханов. — Господи, да выбросьте ее в окно!
— Как раз на улицу, — кивнула я. — Вот будет весело! И для радиостанции вашей реклама замечательная. Скажите лучше, где вы брали этот сейф?
— Привозной, прямо из Цюриха, — подскочил ко мне Муханов.
— Быстро выгребайте бумаги! — приказала я, держа на весу тикающее устройство.
Бумаги Муханов не тронул, а вынул из потайного отделения три пачки долларов и запихнул их себе за пазуху. Я положила бомбу в сейф и закрыла дверцу на ключ. Уф, теперь можно расслабиться.
— Выйдем в соседнюю комнату, — предложила я, — сейчас рванет. Хоть мощность и не очень большая, но все же… Стенки у вашего сейфа, конечно, прочные, сантиметров пятнадцать?
— Восемнадцать.
— Тем лучше. И все же — береженого Бог бережет. В крайнем случае недосчитаетесь стены с потолком, — обнадежила я Муханова.
Когда мы расположились в соседней комнате, директор радиостанции поинтересовался:
— А с чего вы взяли, что ЭТО должно вот-вот взорваться? Вдруг придется долго ждать?
— Не-а, — помотала я головой. — Все очень просто, господин директор. Бомба предназначалась для Роальда, а он в половине первого должен был уйти. Вы же сами назвали время в сообщении, помните?
