— Роют и роют, — сокрушенно покачал он головой, когда мы осторожно проехали мимо неогороженной канавы. — А потом дома падают.
— Они не только падают. Они еще и взрываются, — добавила я.
— У вас тоже? — недоверчиво спросил Роальд. — Хм, однако, тенденция…
Мы миновали спуск и теперь неслись по шоссе, выходящему на центральные улицы города.
— Нам куда? — осведомилась я, тормозя у светофора. — Как я понимаю, к родителям.
— Угу, это вроде недалеко, — кивнул Роальд. — Сейчас я посмотрю…
Он порылся в своей сумке и достал органайзер, из которого извлек помятый листок.
— Коммунистическая, шесть, — торжественно произнес он. — Кажется, в центре?
— Уже Столыпина, — отозвалась я, выруливая налево и направляясь в район набережной. — Пять лет как переименовали.
— Правда? — удивился Роальд. — Что ж, похвально. А у нас только в исторической части города прошлись по названиям, дальше руки не дошли.
— Вы, видимо, давно не бывали в наших краях? — осторожно спросила я.
— Года два или три, — рассеянно ответил Роальд. — А что?
— Так… А что же вас на этот раз потянуло? Ностальгия заела?
Голицын даже расхохотался. Впрочем, смех быстро затих, и Роальд уставился на меня с явным неодобрением — он вспомнил, кто я по статусу.
— Слушайте, а почему вас это вообще интересует? — раздраженно спросил он. — Почему я должен вам что-то объяснять?
— Да нет, как хотите, — спокойно пожала я плечами. — Мне, в общем-то, все равно.
— Вы ко мне приставлены, вот и охраняйте, — не без легкого хамства в голосе произнес Голицын. — А как да почему — не ваше дело.
Роальд откинулся на сиденье, недовольно осматривая салон автомобиля.
— Это у вас что, служебная? — ткнул он пальцем в потолок автомобиля.
— Я не служу, — коротко ответила я, подруливая к дому. — Личная собственность.
Теперь Голицын оценивающе посмотрел на меня, как бы прикидывая, сколько я стою.
— Н-да, — хмыкнул он. — Надо сказать, что Симон Аронович человек довольно эксцентричный. Не буду скрывать, что я предполагал нечто иное…
— Десяток автоматчиков и кортеж из «Мерседесов»? — повернулась я к Голицыну, тормозя у подъезда. — Что ж, перезвоните своему Костякову, пусть переиграет. Мобильник у вас имеется?
— Нет, — мрачно буркнул Голицын, приоткрывая дверцу. — Специально с собой не взял, чтобы не беспокоили всякие-разные…
Он вылез из машины и обомлел. Первым желанием Роальда было нырнуть обратно и умотать отсюда как можно скорее, он даже сделал шаг назад — но было уже поздно. Слишком поздно для отступления.
Словно из-под земли возникли три пожилые женщины, одетые в нечто парадно-цветастое. Стоявшая впереди поклонилась и протянула Роальду каравай с солонкой, водруженной на вершину хлеба.
— Милости просим, Ромочка! — хором проговорили стоявшие рядом дамы.
— Хлебушек вкусный, сами пекли, в американской печке! — с гордостью сказала дама с караваем. — Берите, не стесняйтесь!
Роальд Голицын с нескрываемой ненавистью посмотрел на импровизированную делегацию, потом на меня. Уже открыл рот, чтобы смачно послать всех подальше, но, видимо, вспомнил о родителях — ведь им пришлось бы потом извиняться перед соседями.
Да и народ начал понемногу подтягиваться — вокруг нас уже стояло человек десять, включая любопытствующих детей и старушек.
Роальд выдавил из себя улыбку, быстро отщипнул ломоть каравая, запихнул себе в рот и ринулся в подъезд. Я едва успела опередить его, и правильно сделала — дорогу пришлось расчищать.
Голицын сплюнул непережеванный мякиш сразу за дверью и, подняв голову, тихонько завыл, словно зверь, который попался в капкан:
— О-о-о! И зачем я только сюда приехал! Послал бы телеграмму…
Я схватила Роальда за руку и повела его вперед, проталкиваясь между стоящими у стены и у перил людьми. Казалось, встречать Голицына высыпал весь дом, сгруппировавшись в одном подъезде.
Откуда-то сверху свисали головы любопытствующих, вытянувших шеи с верхней площадки, под ногами мельтешили дети и кошки. Роальд шел, втянув голову в плечи, а улыбалась за него я.
Вообще, подобное скопление народа бывает разве что на похоронах — и дверь квартиры открыта, и народ на лестнице тусуется.
Мы достигли площадки пятого этажа, где нас уже ждали с распростертыми объятиями.
Сказав «нас», я отнюдь не оговорилась. Народ, видя, как я буквально тащу за собой Роальда, мгновенно сообразил, что я не абы кто, а его подружка или невеста, и быстро передал по беспроволочному телеграфу эту новость до самого пятого этажа.
Так что матушка Роальда, пышнощекая толстушка лет шестидесяти, обняла меня так же крепко, как свое чадо, и даже трижды чмокнула в щеки.
А от ее благообразного супруга — статного строгого мужчины с седыми бакенбардами — я удостоилась крепкого рукопожатия.
— Иван Абрамович, — сдержанно представился глава семейства. — А это моя дражайшая половина, Василиса Гавриловна.
Он указал чуть дрожащей рукой на супругу, которая от счастья лицезреть своего обожаемого сынка на время потеряла дар речи.
— Очень приятно. Женя, — деловито сказала я. — Рада, что у Роальда такие симпатичные родители. И вообще — спасибо вам за теплый прием.
Голицын стоял как в воду опущенный. Первоначальный импульс раздражения, не находивший себе выхода, уже испарился, и теперь Роальд перешел во власть нового чувства — он был растерян и не знал, как себя вести. Еще чуть-чуть — и Голицын окончательно смирился бы с происходящим, махнув на все рукой, стал бы с утра до ночи пить водку с соседями и раздавать автографы.
Я поняла, что пора брать ситуацию под контроль, и немедленно принялась за дело.
Я буквально сгребла в свои объятия Василису Гавриловну и Ивана Абрамовича — взяла их обоих под руки и на минуту уединилась с ними в коридоре квартиры, — предстояло дать им верную установку.
— Роальду очень приятно, что он пользуется таким спросом… я хотела сказать — такой любовью. Но, видите ли, ваш сын очень устал. Сейчас не время для пышных торжеств. Он хотел бы отдохнуть с дороги в кругу семьи, без посторонних. Вы понимаете меня? А большой прием можно было бы устроить потом, как-нибудь на неделе.
— Ой, конечно! — немедленно согласилась со мной Василиса Гавриловна. — Как же это я… Ромочке же отдохнуть надо, ванну принять…
— На диванчике полежать и с мамой-папой побеседовать, — охотно поддакнула я. — Так что тактично рассредоточьте народ, хорошо?
— Вас понял, — по-деловому среагировал Иван Абрамович и приступил к действиям, как заправский военный, тесня народ вон из квартиры.
