Разговор с Велихановым казался мне весьма продуктивным. Во всяком случае, я теперь была склонна заподозрить именно его. Поведение Анатолия Викторовича при нашей беседе говорило само за себя.
Доказать, правда, я пока ничего не могла, а потому и не спешила разбрасываться обвинениями, но очень надеялась на то, что поставленный мной «жучок» в кабинете директора не сегодня, так завтра принесет свои плоды.
Из динамика зазвучала финальная музыка, раздались аплодисменты, актеры пошли на поклон.
Я отошла от зеркала и села на диванчик у стены.
Сейчас мне казалось ясным, почему охотятся на Ольгу. Один из тех, кого шантажировал Ласточкин (вполне возможно, что Велиханов), не выдержал и жестоко расквитался с Федором. Но нужной пленки при нем он, видимо, не обнаружил. И логично посчитал, что та осталась в руках у его жены. Преступник боится, что Тимирбулатова предаст дело огласке. Значит, изначально моя версия была верна. Охота на Ольгу Тимирбулатову — продолжение истории с ее мужем, берущее начало от его убийства.
Все верно, все сходится. Надо только выяснить, кто убил Федора Ласточкина, и нейтрализовать этого человека.
— Вот ты где! — воскликнула Тимирбулатова, входя в гримерку. — А я смотрю, за кулисами тебя нет, в курилке тоже, думаю, уж не уехала ли ты грешным делом, бросив меня на произвол судьбы.
— Хорошего же ты обо мне мнения, — упрекнула я клиентку. — У меня есть новые сведения. Хотя, как знать, может быть, для тебя они вовсе и не являются открытием.
— Расскажи. — Оля села перед зеркалом и приступила к снятию грима.
— Твой муж занимался шантажом, — сказала я.
— Да ну? — Она посмотрела на меня в зеркало. — Впрочем, это как раз в его духе.
— Ты не знала об этом?
— Нет.
— Лучше бы было, Оля, если бы ты знала, — произнесла я.
— Почему?
— Моя версия такая, — начала я. — Человек, убивший Ласточкина, не нашел у него то, что искал, то, ради чего он убил его…
— А что это? — перебила меня Тимирбулатова.
— Фотопленка. Убийца решил, что, раз ее нет у Ласточкина, значит, она у тебя.
— Это глупо, — возмутилась Ольга.
— Возможно. Но полагаю, что именно такая логика и движет преступником.
— Подожди! — До нее дошло, к чему я клоню, и она развернулась ко мне на крутящемся стуле. — Ты хочешь сказать, что меня хотят убить ради этой пленки?
— Вот именно.
— О боже мой. — Она театрально воздела руки к потолку. — Моя жизнь теперь зависит от какой-то злосчастной пленки, которую я даже в глаза не видела. Ну, спасибо тебе, Федя. Мне и после твоей смерти от тебя покоя нет.
Видимо, Тимирбулатова все еще не вернулась из грибоедовской пьесы в мир реалий. Все ее жесты и слова были сценическими.
— Оля, — окликнула ее я. — Чем причитать, ты лучше подумай, где Федор мог хранить свои пленки?
— В лаборатории, — уверенно ответила она.
— Несомненно, — согласилась я с Тимирбулатовой. — В лабораторию наведаться не помешает, хотя я думаю, что преступник уже успел побывать там.
— Тогда где?
— Вот я тебя об этом и спрашиваю, — с нажимом произнесла я. — Подумай, где еще мог хранить их твой муж? Может, где-то в доме?
— Хорошо, я подумаю, — пообещала она. — Но завтра. Все-таки сегодня как-никак праздник. Как ты смотришь на то, чтобы уютно посидеть сегодня вечером? А, Жень?
— Вдвоем?
— А с кем еще? Ты хочешь пригласить кого-нибудь?
— Я — нет, — ответила я. — Но разве Аркадий Александрович не присоединится к нам?
— Увы, — печально произнесла Тимирбулатова. — Ирина Юрьевна пригласила его на ужин, а отказать в чем-то этой женщине равносильно самоубийству.
— Ну, хорошо, — кивнула я. — Пусть наш ужин носит чисто женский характер.
— И ни слова о покушениях, шантаже, моем покойном муже, — подвела черту Ольга.
— Договорились.
Мы поехали домой именно с таким настроем. По пути Оля сделала покупки в супермаркете, что позволило нам быстро накрыть праздничный стол.
Я сдержала свое слово. Весь вечер мы с Тимирбулатовой говорили о приятном, делились прекрасными мгновениями, пережитыми ранее, и ни разу не коснулись наболевшей темы. Вообще-то все правильно. Праздник есть праздник. А я за информацией, полученной от Жемчужного, и разговором с Велихановым успела уже забыть о нем.
Мы мило просидели до самой полуночи и лишь в первом часу ночи, когда праздник, так сказать, остался в дне вчерашнем, разошлись по комнатам спать.
Разбудил меня телефонный звонок над самым ухом. Я машинально сняла трубку и только потом бросила взгляд на часы. Пять часов утра.
— Привет, Жень! С прошедшим тебя! — весело сказала трубка в моей руке. — Уже проснулась? Не разбудил?
— Кто это? — Я еще спала.
— Ну ты даешь! Я ведь мало того, что могу смертельно обидеться, я еще от расстройства могу и покончить с собой.
Я наконец-то сбросила с себя сонливость и узнала Жемчужного.
— Извини, Костя, не проснулась еще. — Я села на диване.
— Все равно, ты должна была узнать меня из тысячи звонивших. По тем флюидам, которые излучает мой голос. Флюиды, которые наполнены безграничной любовью, теплотой, нежностью…
— Что-нибудь случилось, Костя? — прервала я его словоизлияния.
— Случилось, Женя, — ответил он. — Меня осенила гениальная догадка.
— Какая?
— Это не телефонный разговор. Я могу приехать?
— Прямо сейчас?
— Нет, в следующем году, — съерничал он. — Проснись же ты наконец.
— Ладно-ладно, приезжай, — сказала я, зная, что отговорить его невозможно. — Жду.
Он тут же бросил трубку.
Я встала с дивана и прошла на кухню, сварить кофе. Что еще за гениальная догадка посетила Костю? Да еще и ночью.
Уже через три минуты в дверь тихонько постучали. Я удивилась. Что-то очень рано для Жемчужного. Даже слишком рано.
Моя сумочка висела в прихожей на вешалке, и по пути я вынула из нее револьвер. Посмотрела в глазок. На лестничной площадке и в самом деле топтался Костя. Я сунула оружие в карман и в тот момент, когда Жемчужный собрался вновь постучать, открыла дверь.
— Привет, — улыбнулся мой помощник.
— Как тебе удалось так быстро добраться? — спросила я.
— Я уже давно приехал, — ответил Костя. — Звонил тебе с улицы из автомата.
— Во сколько же ты проснулся? — Я провела гостя на кухню и закрыла дверь.
— Я вообще сегодня не спал.
