— Кукарекууууууу! — залился он.
— Именно, учитель, — сказал Райдар, — кукареку!
— Согласен! — крикнул Пер Эспен в восторге. — Кукареку!
Тут поднял руку Петтер Фредриксен. Воге, все еще забавляющийся своим петушиным криком, кивнул ему.
Петтер Фредриксен не был самой видной фигурой в классе. Он был тихим, спокойным мальчиком, каждый день выполнявшим домашнее задание и получавшим лучшие оценки за поведение. Воге часто ставил его в пример другим ученикам.
— Да, Петтер, — сказал он. — В чем дело?
— Так нельзя, учитель.
— Что?
— Нельзя кукарекать на ученика только из-за того, что у него такая прическа, как у Сигмунда.
В классе воцарилась тишина. Петтер Фредриксен встал. Он не был взбудораженным, даже злым не был, просто серьезным. Воге одернул рукава пиджака, как всегда, когда не знал, что сказать.
— Я… — начал он, — я ведь не совсем кукарекал, можно сказать…
— Да, — встрял Пер Эспен в восторге. — Вы кукарекали так: «кукареку»! И мы с Гайдаром совершенно согласны, да, Райдар?
— Тихо! — сказал Воге.
— Хорошо, — пробормотал Пер Эспен. — Но вы сказали «кукареку».
— Вы издевались, — продолжал Петтер Фредриксен.
Воге все одергивал и одергивал рукава. Маркус почувствовал, что почти проснулся. Воге откашлялся:
— Ладно, ладно. Я ведь не совсем…
— Совсем, — спокойно сказал Петтер Фредриксен. — Вы отлично знаете, что Сигмунд не девчонка. И его зовут не Рэпмунд. Мне кажется, не стоит пытаться удачно шутить за его счет. Учитывая, какой серьезной проблемой на сегодняшний день является издевательство в школах, вы, как учитель, должны являть положительный образец для подражания. В конце концов, вы же задаете нам тон. Вы не согласны, господин Воге?
Воге прочистил горло:
— Да, но…
— Это все, что я хотел сказать, — закончил Петтер Фредриксен и сел.
Воге застыл на месте. Он вдруг показался Маркусу каким-то крошечным. Как это папа однажды сказал? Всем нужно утешение. Он поднял руку.
— Да, Маркус, — сказал Воге. Рукава пиджака он натянул почти до пальцев.
— Это не страшно.
— Что?
— Что вы кукарекали.
Сигмунд встал и вытянул руку.
— По-моему, это было очень даже весело, — сказал он. — Вы удачно изобразили петуха, учитель.
Воге отдернул рукава обратно и взял его за руку:
— Ты так думаешь?
— Да, — серьезно ответил Сигмунд. — Вы даже были похожи на петуха.
— Правда? — спросил Воге.
— Да! — выкрикнули двадцать четыре ученика.
— А вы можете повторить? — попросил Сигмунд.
Маркус уже не понимал, кто над кем издевается.
Воге, похоже, тоже не понимал, потому что он растерянно огляделся. В конце концов он нашел самый простой выход. Он отпустил руку Сигмунда и похлопал его по плечу.
— О'кей, Сигмунд, — сказал он. — Скажем так: было весело, но нам надо заниматься. Садись и надевай шапку. Иначе все девочки в классе будут вести себя как в курятнике. Нет, Петтер, сейчас я не издеваюсь!
* * *
Остальные уроки прошли как обычно, только Сигмунду все время приходилось отвечать на вопросы о его отношениях с Бентой. Он говорил недомолвками и очень таинственно, не рассказывая толком ничего. Маркус не знал, чему верить, но он и не хотел спрашивать. Он знал, как Сигмунд относится к Бенте. Если она вдруг заинтересовалась им, то это только к лучшему, потому что тогда он может не переживать, что она влюблена в него. Они больше не говорили о рэп-группе, и Маркус слабо надеялся, что фронтмен уже оставил эту идею.
Когда они собрались идти домой после уроков, Сигмунд оттащил его к велосипедной стойке.
— Подождем здесь, — сказал он.
— Кого?
— Муну и Эллен Кристину.
Сигмунд договорился встретиться с девчонками? Замечательно. Интересно, что они сегодня придумают.
— Вот как, — сказал Маркус вслух. — Что-то особенное сегодня?
— Да, они помогут мне подобрать одежду.
— Какую еще одежду? — спросил Маркус и изо всех сил попытался не понять, куда клонит его друг.
— Новую одежду, — пояснил Сигмунд. — Ты же не сможешь носить эту, когда будешь играть.
Маркус не хотел сдаваться. Он согласился играть на ударных, но он не соглашался ходить в новой одежде. Ему было очень уютно и в старой, и он совершенно не собирался менять ее раньше срока.
— Я же буду за барабанами.
— А когда ты будешь выходить на сцену?
— Какую еще сцену?
— Сцену, на которой мы будем играть наш презентационный концерт.
— Что еще за «презентационный концерт»?
— Концерт, о котором я договорился с директором. Он будет через две недели, — сказал Сигмунд.
Маркус почувствовал, что все начинает рушиться. Он не рассчитывал ни на какой презентационный концерт. Он рассчитывал, что, как только они порепетируют пару раз, Сигмунд поймет, что «Мэкакус М» не пробьется и группа умрет, так и не родившись. А теперь, оказывается, он уже получил разрешение директора сыграть презентационный концерт в школе. Одно это уже плохо. Мысль о публике радости не добавляла. Маркус представил себе, как сидит скрючившись, напуганный до смерти, за гигантской ударной установкой и в смятении колотит вокруг, пытаясь заглушить раскаты смеха Райдара и Пера Эспена, стоящих вплотную к сцене с огромным плакатом в руках:
«КЕМ ТЫ СЕБЯ ВОЗОМНИЛ, МЭКАКУС?»
— Но мы даже не начали репетировать, — сказал он.
— Именно, — ответил Сигмунд. — Можем начать вечером.
— Но нам же нечего еще репетировать.
— Я состряпал пару песенок.
Маркус попытался думать. Должен же быть какой-то способ остановить это безумие. Хорошо, у Сигмунда есть уверенность в себе, но ведь это рискованней, чем отправиться на Северный полюс на роликах. Что ему сказать? Вот, он придумал:
— Чур, чур, чур, — сказал он.
— «Чур» что? — спросил Сигмунд.
— У меня нет барабана, — сказал Маркус и развел руками.
— Ничего страшного. Можешь одолжить установку у моего двоюродного брата.
Маркус обернулся. Эллен Кристина улыбалась ему. Прямо за ней стояла Муна. То же чувство Маркус испытывал в Тиволи в Копенгагене, когда впервые катался на «американских горках».
* * *
Придя в пять часов вечера, девчонки принесли тот же чемодан, что и прошлый раз. Кроме того, у них был сверток, который Муна вручила Маркусу, как только он открыл дверь.
