— Не совсем… — попыталась сказать Муна.
— Я сам написал, — похвастался Сигмунд.
— Мы поняли, — сказала Муна.
— Разве не слишком коротко? — спросил Монс.
— Нет, — ответил Сигмунд. — В самый раз.
— Ага, — сказал Монс.
— Что-то было не совсем… — опять начала Эллен Кристина.
— «Не совсем» что? — поинтересовался Сигмунд.
— Может быть, немного слабовато, — сказал Монс.
Сигмунд подошел к креслу:
— Что?
— Немного слабовато, — повторил Монс. — Совсем чуть-чуть.
Сигмунд задумчиво на него посмотрел:
— Да, конечно, вам виднее, вы же сами играли когда-то в группе.
— Да, да, но это было уже очень давно, — сказал Монс, слегка рассмеявшись.
— Ну, не так уж очень давно, — возразила Эллен Кристина.
Обе девочки встали, подошли к Монсу и Сигмунду. Маркус по-прежнему сидел за ударными.
— Как, еще раз, называлась ваша группа? — спросила Муна.
— «The Protestants», — ответил Монс.
— И что это была за группа? — спросила Эллен Кристина.
— Это была группа протеста, но мы играли больше для забавы.
— Не скромничайте, Монс, — сказал Сигмунд. — Ведь речь шла о жизни и смерти, как у нас.
— Да, — поддержала его Эллен Кристина. — Вы наверняка здорово играли.
— У вас очень красивый голос, — сказала Муна. — Вы пели?
— Немного, — признался Монс.
Маркус встал.
— Мы бы с удовольствием послушали, — сказала Эллен Кристина. Маркус подошел к ним.
— Нет, — сказал он. — Продолжим?
— А вы можете достать гитару? — спросила Муна.
— Нет, — отрезал Маркус.
— Пожалуйста, — попросил Сигмунд. — Достаньте гитару и сыграйте нам что-нибудь из ваших старых хитов.
— Что ты скажешь, Маркус? — Монс покосился на сына. — Сыграть мне песенку из каменного века?
Маркус собирался ответить, что однозначно ничего не надо играть, но, когда увидел выражение лица Монса, он передумал. Он был смущен, и в то же время ему очень хотелось, и Маркус заметил, что у отца появились два красных пятнышка на щеках, прямо как в больнице. Хотя Монс выздоровел, Маркус все равно боялся, что у папы может случиться рецидив. Конечно, ему очень важно быть активным. Немного поиграть на гитаре, может быть, не так уж и плохо. Может быть, у него даже появится хобби. У него не было подруги, и было бы совсем недурно поддерживать хорошее настроение маленьким хобби.
— Да, папа, — сказал он. — Конечно, поиграй.
Монс вскочил с кресла.
— Я мигом! — крикнул он и исчез в коридоре.
Маркус слышал, как он побежал по лестнице на чердак.
— Правда, он очень милый? — сказала Эллен Кристина.
— По-моему, все очень милые, — пробурчал Маркус.
Монс спустился с чердака, неся старый чехол с гитарой. Он открыл его и достал гитару, покрытую черным лаком. Эллен Кристина, Муна и Сигмунд сидели на диване в ожидании. Маркус опустился в кресло и уставился на коленки. Монс вышел на середину комнаты.
— Ну вот, моя добрая старая гитара, — сказал он и осторожно взял первый аккорд. — Конечно, расстроенная. Надо было бы, наверно, купить новые струны, но попробуем так на первый раз. Сейчас я только настрою, и посмотрим, могут ли еще мои пальцы… Да, в них все еще есть жизнь. Простите. Я сейчас закончу. Вот, уже почти… Вы уверены, что действительно хотите?..
— Мы хотим вас услышать более всего на свете, — сказал Сигмунд.
— Мы ждем с нетерпением, — добавила Эллен Кристина. — Да, Муна?
— Да, с большим.
Монс смущенно улыбнулся:
— Хорошо, тогда я, пожалуй, сыграю одну старую песню. Это моя любимая. Называется «Blue Suede Shoes».
[9]
— Well there's one for the money! Two for the show! Three to get ready. Go, go, go!
Маркус оторвал взгляд от коленок и посмотрел на Монса, стоявшего посреди комнаты и, как в молодости, игравшего на гитаре. Он пел чисто и играл совсем неплохо, тем не менее, что-то было не так. Маркусу казалось, что он сидит и смотрит старое кино про время, которое уже давным-давно прошло. Песня была очень быстрой, но Монс стоял совершенно неподвижно. Он немного наклонялся вперед и выглядел еще меньше, чем на самом деле. Красные пятнышки на щеках стали темно-красными, вязаная шапочка сползла еще больше на лоб, и он неотрывно смотрел на струны. Маркус откинулся в кресле и слушал громкий, немного сиплый голос, который пел старый рок-н-ролл про пару туфель, на которые никому нельзя наступать. Он закрыл глаза. «Вот бы мама была здесь», — подумал он и остался с этой мыслью, пока Монс не закончил петь и не положил гитару обратно в старый чехол.
Все молчали.
Монс взял чехол со стола и пошел в коридор.
— Ну вот, — сказал он. — Примерно так это было. В свое время это был настоящий хит.
Маркус слышал, что отец дышит чаще.
— Монс!
Он обернулся:
— Да?
Сигмунд встал.
— Браво, — сказал он. Потом начал хлопать. И Эллен Кристина, и Муна тоже захлопали. Монс с удивлением на них посмотрел. Несколько седеющих волосков выбились из-под шапочки.
— Вам понравилось? — спросил он.
Маркус слышал, что отец старается скрыть свою радость.
— Монс Симонсен, — серьезно произнес Сигмунд, — вы великий артист.
— Нет, нет, — сказал Монс и смущенно улыбнулся. — Я просто человек, которому нравится играть и петь.
— Было очень здорово! — сказала Муна.
— Я не знала, что вы так хорошо играете на гитаре, — заметила Эллен Кристина.
— Да, в самом деле, хочется послушать еще, — сказал Сигмунд.
— Очень приятно, — произнес Монс и посмотрел на Маркуса. — А тебе как, Маркус?
Лицо его выражало ожидание и некоторый страх. Маркус представил себе папу молодым.
— По-моему, очень здорово, папа.
Монс расплылся в одной из самых больших своих улыбок. И от этого почему-то Маркусу стало грустно.
— У тебя очень хорошо получается, — продолжал он и думал, как давно он уже не видел радостного отца.
— Ты правда так думаешь, Маркус?
Маркус кивнул.
— Монс! — сказал Сигмунд. — Сейчас я сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.
