Они еще немного помолчали.
— Ты уверен, что полностью выздоровел? — спросил Маркус.
— Да, думаю, да. Моя усталость оказалось все-таки не хронической.
— А что же это было?
— Еще не окончательно выяснили. Мне через неделю надо будет провериться.
— А чего они боятся?
— Я не знаю.
— Нет, знаешь.
— Они бояться параличей.
— Каких еще параличей?
— Не знаю. Я не замечаю никаких параличей.
— Точно?
Монс положил газету на колени.
— Да, Маркус, — сказал он очень серьезно. — В этом я совершенно уверен.
Маркус почувствовал, как волна облегчения прошлась по телу.
— Мне просто интересно, — объяснил он.
Монс улыбнулся. Маркус улыбнулся в ответ.
«Это я запомню на всю жизнь», — подумал он.
— Когда на меня смотрят.
Монс кивнул:
— Понимаю.
— Если несколько человек смотрят на тебя одновременно, хотя бы один да рассмеется, — сказал Маркус. — Это закон.
— Закон?
— Да. Четвертый закон Маркуса Симонсена. Монс опять кивнул:
— И много у тебя законов?
— Тридцать два.
— Вот как, — сказал Монс. — А у меня сорок четыре.
Маркус кивнул:
— Конечно. Ты же намного старше, папа.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Приближался день «К», как Сигмунд называл день концерта. Репетиции проходили все лучше и лучше, и после обсуждения с девчонками все участники «Мэкакуса М» решили, что исполнять в спортивном зале они будут три текста Маркуса и два — Сигмунда. Сигмунд сказал, что понимает: концерт будет коротким, но наверняка зайдет речь о дополнительных номерах, и тогда может пройти час или два.
Монс начал привыкать к самому себе. Маркус смотрел на него как можно реже, но по аплодисментам девочек он догадывался, что гитарист знает свое дело. Сам он с нетерпением ждал окончания концерта и надеялся, что Сигмунд произведет на Бенту такое впечатление, что они тут же будут вместе, но он не был в этом уверен. Хотя она была очень мила, когда они встречались, и говорила, что с нетерпением ждет концерта, в ней было что-то далекое и чужое. Маркус боялся, что она по-прежнему испытывает к нему такие же чувства, что и он к ней. И если это было правдой, то все было, конечно, совсем плохо. Потому что только пару недель назад он боялся, что растратил всю свою способность любить, теперь же он боялся, как бы эта его способность не разорвала сердце в клочья.
Сигмунд тоже был влюблен, но куда более открыто и радостно.
— Я всерьез за тебя боюсь, Маркус, — сказал он как-то утром, когда они, по обыкновению, вместе шли в школу.
— Правда?
— Я боюсь за твою способность любить.
— И я тоже, — сказал Маркус и скрестил пальцы, чтобы Сигмунд не понял, о чем он говорит на самом деле.
Сигмунд положил руку ему на плечо. Рука была тяжелой.
— Мне тебя очень жалко, — сказал он.
— Все не так страшно.
— Нет, страшно. Ты же мой лучший друг.
— Ты тоже мой лучший друг, — пробормотал Маркус.
Сигмунд сжал ему плечо.
— Я знаю, — сказал он. — Именно поэтому я хочу, чтобы ты чувствовал то же, что и я сейчас.
— Что? — переспросил Маркус.
— Любовь, Маркус.
— А, вот ты о чем.
— Да, — продолжал Сигмунд. — Это хорошее, но в то же время тяжелое чувство. Не думай, что это только счастье. Понимаешь?
— Думаю, да.
— Во-первых, ты чувствуешь, что живешь. Когда я думаю о Бенте, я понимаю, что жив. Ты чувствуешь, что живешь, Маркус?
— Ну да, каким-то образом.
— Не сдавайся, Маркус.
— Нет, не буду.
— Когда ты почувствуешь, что влюбился, принимай чувство как подарок.
— О нет!
— Тебе не нужна расческа.
— Нужна, Маркус, — серьезно ответил Сигмунд. — Всем парням время от времени нужна расческа.
— Привет, ребята! Трудные времена настали?
Бента подъехала к ним. Теперь она слезала с велосипеда.
Маркус заметил, что улыбка Сигмунда стала глуповатой, и предположил, что его собственная еще хуже. Бента пошла с ними дальше до школы. Сигмунд провел пальцами по гребешку.
— Повести велосипед? — спросил он.
Бента засмеялась:
— Ты настоящий джентльмен, Сигги. Сигмунд оставил улыбку в уголках губ.
— Отличный велосипед.
— Хочешь покататься?
Сигмунд немного удивился предложению, но, поскольку он был настоящим джентльменом, он не мог отказать.
— Большое спасибо, — сказал он, сел на велосипед и поехал.
Проехав немного, он обернулся и помахал.
— Отличный велосипед! — крикнул он.
Она помахала в ответ:
— Он милый.
Маркус кивнул:
— Да.
— Знаешь, что я думаю, Мэкакус?
— Нет.
— Я думаю, он в меня влюблен.
Маркус толком не знал, что ответить, поэтому сказал первое попавшееся:
— Да, почему?
Она посмотрела на дорогу. Сигмунд был в паре сотен метров. Теперь он слез с велосипеда, обернулся и помахал. Бента помахала в ответ.
— Из-за пирсинга.
— Он похож на твой.
— Да. Мне кажется, это — сигнал.
— Сигнал чего?
— Что он в меня влюблен.
— А ты в него? — спросил Маркус.
Бента взяла его за руку и крепко сжала. Он хотел сжать ее руку в ответ, но вялые пальцы не хотели слушаться.
— Или не влюблена? — сказал он и закашлял.
Сигмунд возвращался к ним.
— Маркус! — сказала Бента.
— Можешь звать меня Мэкакусом, — пробормотал он.
— Маркус, — повторила она, — что ты делаешь, когда тебе так грустно, что кажется, никогда больше весело не будет?
Секунду он думал. Теперь Сигмунд был только в ста метрах.
— Пытаюсь думать о чем-то хорошем.
Она посмотрела на него. Взгляд был словно ночь.
— И получается?
— Нет.
Бента еще раз сжала его руку. В этот раз ему удалось ответить. Теперь Сигмунд был уже в пятидесяти метрах. Маркус почувствовал укор совести. Он отпустил ее руку и почувствовал новый укор. Она улыбнулась:
