— Моя фамилия Кузнецов. Я журналист, пишу о покойном Алексее
Миронове. Его вдова Кира Леонидовна рекомендовала мне обратиться к вам.
— Она рекомендовала? — не поверил Глинштейн. — Как, вы
сказали, ваша фамилия?
— Кузнецов. Я приехал из Санкт-Петербурга, — вдохновенно
врал Дронго, — мне нужно с вами встретиться.
— Опять хотите написать гадости про Алексея? — мрачно
поинтересовался Глинштейн. — Оставили бы уж покойника, не тревожили бы его
прах.
— Вы меня не поняли. Я пишу о нем книгу.
— Знаю я вашу книгу. В последние месяцы только гадости о нем
и пишут. Скоро вообще начнут писать, что он был мафиози и убили его вполне
заслуженно.
— Ничего подобного я не пишу. Моя цель рассказать людям о
талантливом журналисте Миронове.
— Как же вы можете рассказать, если ничего о нем не знаете?
Ладно, так и быть. Приезжайте на телевидение в пять часов вечера. У вас есть
пропуск?
— Нет, конечно.
— Я вам закажу.
— Не нужно, — быстро сказал Дронго, вспомнив, что у него нет
документов на имя Кузнецова, — давайте лучше встретимся в другом месте. В
каком-нибудь ресторане.
— Вы такой богатый? — хмыкнул Аркадий. — Это интересно.
Сколько вы получаете у себя в Санкт-Петербурге? Кстати, вы не сказали, из какой
вы газеты.
— Я представитель итальянского журнала в России, — быстро
сориентировался Дронго.
— Ну тогда деньги у вас точно есть. Давайте ресторан. Только
скажите, какой.
— Где-нибудь в центре. Вы знаете Петровский пассаж?
— Конечно. Самое дорогое место в Москве.
— На третьем этаже есть итальянский ресторан «Бельфиори».
Давайте встретимся там.
— Когда?
— В пять часов. В это время там мало посетителей.
— Хорошо, — немного удивленно согласился Глинштейн. —
Неплохо живете вы у себя в Питере, если можете позволить себе посещать такие
рестораны. Я точно приду.
— Договорились.
Он положил трубку. Теперь у него еще оставалось время, чтобы
встретиться с Еленой Сусловой и обговорить с ней некоторые детали. Он позвонил
ей на мобильный телефон, попросив приехать на Фрунзенскую набережную. Через
двадцать минут она подъехала на белой «девятке». Елена сама сидела за рулем. Он
сел в машину, и она мягко отъехала. Суслова была в своих неизменных темных
очках. Только на этот раз на ней были светлые брюки и большой разноцветный пуловер,
словно она собиралась выехать на пикник, куда-нибудь на природу.
— Что-нибудь случилось? — спросила Суслова.
— Я беседовал с Кирой Леонидовной и Сергеем Монастыревым, —
сообщил Дронго, — и меня не покидает ощущение, что оба знают гораздо больше, чем
говорили на допросах следователям и в разговоре со мной.
— Монастырев известный болтун, — сообщила Суслова, глядя
перед собой, — он охотно рассуждает на темы добра и зла. Но ничего конкретного
знать не может. Мы отрабатывали и эту версию.
— Не совсем. Конечно, он не знает точно, кто нанял убийцу
для Алексея Миронова. Но он наверняка знает, кто может за этим стоять.
Монастырев здраво рассуждает, считая, что таких заказчиков не может быть больше
трех-четырех человек. И их легко вычислить. Древние юристы говорили: «Кому
выгодно?» Ищи всегда того, кому выгодно это преступление.
— А доказательства? — Она остановила машину у светофора и
чуть повернула голову. — Нам нужны не голые рассуждения литератора Монастырева,
а конкретные факты, доказывающие вину того или другого лица.
— А я думал, вы хотите расследовать убийство, — пробормотал
Дронго.
— Что вы хотите этим сказать? — Она снова повернулась к
нему, но загорелся зеленый свет, и она занялась машиной.
— Вам, очевидно, нужно использовать это убийство в своих
политических целях, — сказал Дронго. — Впрочем, я с самого начала подозревал,
что дело нечисто.
— Какая разница, для чего. Вы получаете свой гонорар за
розыск действительного убийцы, а не за разговоры с литературными критиками.
Согласитесь, что его рассуждения носят общий характер. Он может говорить все
что угодно. А нам нужны более конкретные факты и доказательства.
— Это я понимаю, — кивнул Дронго, — но все-таки напрасно вы
считаете Монастырева только болтуном. В его некоторых соображениях есть доля
истины. А что касается Киры Леонидовны, то она, по-моему, вообще была
осведомлена о цели и характере моего визита.
На этот раз Суслова повернулась к нему всем корпусом. Она
притормозила у тротуара. Сняла очки. Долго испытующе смотрела на Дронго, потом
спросила:
— Как это понимать?
— Как вам удобно. Я просто рассказываю о своих наблюдениях.
По-моему, она знала о моем грядущем визите к ней. Причем не только от вас.
— С чего вы взяли?
— Она странно вела себя, все время ускользая от моих
вопросов. Тогда я сообщил ей, что являюсь экспертом, который хочет провести
самостоятельное расследование.
— Она вас выгнала?
— Нет. Наоборот, после этого говорила даже чуточку
откровеннее.
— Она вас не выгнала? — снова переспросила удивленная
Суслова.
— В этом-то как раз все и дело. Мало того, она не выгнала
меня даже тогда, когда я спросил ее, почему она не любила своего покойного
мужа.
Суслова задумалась. Она не могла не верить сидящему рядом с
ней аналитику. Но и поверить не могла. Суслова немного растерялась. Она не
знала, что сказать Дронго.
— Вы всегда так разговариваете с женщинами? — спросила
наконец Суслова, снова надевая очки и отворачиваясь.
— Только тогда, когда нужно, — он усмехнулся, и она поняла
наконец, что он не шутит.
— Вы считаете, что ее информировали о вашем приходе?
Думаете, утечка информации исходит от нас? — уточнила Суслова.
— Не обязательно. Она в начале разговора еще не была точно
уверена. Я не думаю, что ей сообщил кто-то из вашего окружения. Скорее
наоборот, ей не сказали точно, что это будет Кузнецов. Ее просто предупредили,
что рано или поздно рядом с ней появится человек, который начнет задавать
неприятные вопросы. То есть ее сознательно готовили к такой встрече. В этом я
убежден.
— Кто готовил?
— Вы думаете, я знаю ответы на все вопросы? Но о том, что
может появиться такой человек, который ведет свое расследование, она знала. Я в
этом не сомневаюсь.
— Мне придется доложить обо всем, — задумчиво сказала
Суслова.
