— Я позвоню Александру Юрьевичу, — пригрозил Капустин.
— Это ваше право, — пожал плечами Яков Абрамович.
Капустин набрал номер телефона Александра Юрьевича. Поднявшая
трубку Зина любезно соединила его с Хозяином.
— Добрый день, Александр Юрьевич, — начал Капустин, с легким
презрением глядя на сидевшего перед ним человека, больше напоминавшего
бухгалтера со своими вечными подсчетами и бумагами, чем творческого человека.
— Здравствуй, Паша, — лениво процедил Хозяин. В последние
дни у него все время было плохое настроение.
— Я звоню вам по поводу нашей передачи, — торопливо начал
Капустин, — у меня сейчас сидит Яков Абрамович, который предлагает отменить
нашу вечернюю передачу о «Паритет-банке». Мы ведь с вами о ней договаривались.
Курочкин подготовил очень интересный материал, который наверняка привлечет
внимание телезрителей.
— Да, я помню, — подтвердил Александр Юрьевич, — мы
договаривались. Но это было раньше. Ты сам знаешь, как на меня сейчас наехали.
Кто-то пытался организовать мое убийство. Зачем нам еще ссориться с
«Паритет-банком»? Мне звонили очень солидные люди, просили отменить.
— Но это невозможно, — убежденно сказал Павел, — уже прошли
анонсы, все знают, что сегодня должна состояться передача. Что подумают люди?
Что мы скажем нашим работникам? Вы подумали, что завтра напишут про нас газеты?
— Газеты напишут то, что мы им скажем, — рассудительно
сказал Александр Юрьевич, — люди могут думать все, что им нравится. А если наши
работники начнут возражать, ты можешь выбросить их на улицу. Пусть идут
устраиваться на другие каналы, если их там ждут.
— А Курочкин? — попытался использовать свой последний шанс
Павел. — Он ведь не поймет. Вы ведь его знаете.
— Ну и хрен с ним, — разозлился Александр Юрьевич, — не
поймет, значит, вообще идиот. И ему не место на телевидении. Пусть идет
работать куда-нибудь в другое место.
— Он талантливый журналист.
— А ты зачем там сидишь? — уже теряя всякий контроль,
закричал Александр Юрьевич. — Ты и должен его убедить. Посоветуйся с Яковом
Абрамовичем и решай эту проблему. Но передачу надо отменить. Я все сказал.
Он бросил трубку. Павел озадаченно взглянул на Якова
Абрамовича.
— Вечно вы меня втягиваете в историю, — нервно сказал он.
— У вас остались деньги, которые вам сдавал Косенко? — вдруг
спросил Яков Абрамович.
— Остались, — невесело подтвердил Капустин, — при чем тут
они?
— Выплатите премию Курочкину за хорошую работу. Десять тысяч
долларов. Это его вдохновит, — предложил Яков Абрамович.
— Вы с ума сошли? — разозлился Капустин. — Я буду предлагать
взятку своему сотруднику? Да он меня потом уважать не будет.
— Будет. Обязательно будет. Он будет смотреть на вас, как на
своего благодетеля. Ему как раз сейчас нужны деньги, чтобы сделать взнос за
квартиру. Предложите ему деньги, и он сам снимет свою передачу, — настойчиво
сказал Яков Абрамович.
— Получается, что «Паритет-банк» нас просто купил, — горько
сказал Павел, — вы понимаете, в какое дерьмо вы меня макаете?
— Это уже лирика, — поднялся со стула Яков Абрамович, — а мы
с вами делаем важное дело, Павел Николаевич. Не забывайте об этом.
Он вышел из кабинета, оставив его хозяина в горькой
растерянности. Павел долго не мог прийти в себя. Он пытался успокоиться, ходил
по кабинету, пил воду и наконец попросил позвать к себе Курочкина.
Олег Курочкин был молодым, двадцатипятилетним журналистом.
Он сразу обратил на себя внимание своими яркими, запоминающимися репортажами.
Его злые, ироничные, всегда точно бьющие в цель материалы были лучшими на
телеканале СТВ, и Капустин высоко ценил молодого журналиста. Теперь, вызывая
его к себе, он испытывал не просто чувство стыда. Ему было по-настоящему обидно
и за передачу, сделанную Курочкиным. И за собственный канал, на котором могли
твориться такие вещи. И за себя, который мог принимать подобные указания.
Курочкин вошел к нему своей обычной, чуть развязной
походкой. Светлые волосы были чуть длиннее, чем это нужно было для ведущего, но
Павел не обращал внимания на такие мелочи, считая, что все это работает на
имидж репортера.
— Добрый день, — невесело сказал Павел.
— Здравствуйте, — улыбнулся Курочкин. Он был еще в том
возрасте, когда все кажется светлым и радужным.
— Как у тебя дела?
— Ничего, все в порядке. Девочек уже посадил на телефоны.
Готовимся к вечерней передаче. Я думаю, будет миллион звонков. У всех эти
кровососы в печенках сидят, — радостно сообщил Курочкин.
— Передачи не будет, — коротко сообщил Капустин.
— Как это не будет? — не понял Курочкин. — Мы уже готовим
студию.
— Я отменил вашу передачу. Снял ее с эфира, — сумел выдавить
из себя Павел.
Наступило тягостное молчание. Курочкин улыбнулся, кривя
тонкие губы. Потом спросил:
— Почему?
— По целому ряду соображений, — неохотно сообщил Капустин, —
позволь мне их тебе не говорить.
— Но все ждут передачи, — растерянно сказал Курочкин, — мы
уже несколько раз подтверждали, что передача будет сегодня вечером.
— Значит, не будет, — как можно тверже сказал Капустин.
Курочкин молчал. Долго молчал.
— А когда будет? — наконец спросил он.
— Никогда, — сумел-таки ответить Капустин.
— Значит, вы вообще не хотите ее показывать? — понял наконец
Курочкин.
— Да. Мы вообще не хотим ее показывать. — Павлу было легче повторять
слова своего сотрудника, чем выдумывать новые.
— Но почему, Павел Николаевич? — все еще не понимал
Курочкин. — У нас ведь такая интересная передача. Вы сами говорили, что они
мерзавцы и нужно их обязательно проучить. Вот мы и подготовили такой удар. А
теперь вы говорите, что не нужно показывать мою программу.
— Появился целый ряд весомых возражений, — уклонился от
прямого ответа Капустин, — которые ставят под сомнение концепцию передачи.
— Вам звонили? — понял наконец Курочкин. — Вам не разрешают
ее показывать?
— А ты как думаешь? — посмотрел ему в глаза Капустин. —
Думаешь, все решаю только я один? Думаешь, мне легко было тебя вызвать и
сообщить такое?
— Понятно, — опустил голову Курочкин, потом вздохнул. — Я
могу идти?
— Да. Я позвоню на студию и скажу, что передача отменяется.
— Он был доволен, что молодой журналист не задает больше никаких щекотливых
вопросов, на которые он не смог бы найти ответа.
