И без того выжимавший из машины все возможное, Григорий
только кивнул головой. На сотрудников ГАИ, иногда встречавшихся на дороге, он
даже не реагировал. Машины подъехали к аэропорту в половине двенадцатого. У них
имелись специальные пропуска, разрешавшие водителям въезжать на территорию
самого аэропорта.
Самолет уже ждал на взлетной полосе. Через двадцать минут,
оформив все пограничные формальности и даже не дожидаясь таможенников, лайнер
взлетел, взяв курс на Прагу. В салоне «Ту-154» было непривычно пустынно. Это
был не обычный самолет, ранее он входил в состав специального отряда
правительственных самолетов, обслуживавших высшее руководство страны. Здесь был
большой просторный салон с диванами и столиками. И даже два отдельных кабинета,
предназначенных для отдыха и работы. Раньше на таких самолетах могли летать
члены Политбюро, теперь — все, кто мог оплатить аренду.
В Прагу, кроме Константина Гавриловича, летели Вихров и
Григорий. Они трое и были единственными пассажирами большого самолета. Вихров
сидел в углу, читая «Огонек». Григорий, ошеломленный роскошью и великолепием
салона, ходил из конца в конец. Константин Гаврилович сидел на диване, закрыв
глаза. Казалось, что он даже дремлет. Но когда девушка-стюардесса подошла к
нему и спросила, что он желает выпить, тот, не открывая глаз, отрицательно
покачал головой, услышав обращенный к нему вопрос.
В столицу Чехии они прибыли через два часа. К трапу самолета
подогнали два автомобиля, и гости быстро перебрались в них. Машины понеслись по
дорогам, чтобы, миновав город, углубиться в пригороды чешской столицы, туда,
где находилась роскошная вилла человека, который ждал Константина Гавриловича.
Парадоксальность ситуации после развала Советского Союза
заключалась в том, что произошла настоящая смена эпохи. Вместо привычного
двухполюсного мира возник мировой хаос, в котором даже привычное стремление
Вашингтона играть первую скрипку не проходило из-за анархии, царившей в самом
мировом оркестре.
В России все шло как обычно: непредсказуемо эмоционально и
трагикомически сложно. Вместо сотен партийных чиновников, привычно
пользовавшихся своими «депутатскими залами» и спецпайками, возник целый класс
миллионеров, так же привычно имевших виллы в Испании и поместья в Америке.
Вместо строгой и часто ханжеской морали возник беспредел разврата и секса,
когда никакие моральные запреты уже в расчет не принимались. Вместо привычных
понятий, вбиваемых советским людям с детства, теперь вбивались понятия
противоположные. Все черное стало белым, а все белое черным. И расстерявшиеся
люди не понимали уже, где истинно черное, а где действительно белое.
Настоящая метаморфоза произошла и с преступным миром.
Вышедший из подполья, куда он был загнан жестким авторитарным правлением
коммунистического правительства, преступный мир на первых порах устроил
подлинный беспредел на улицах городов и поселков страны. Оружие уже можно было
купить на любом базаре, гранатометы и минометы стали привычным снаряжением
вооруженных банд, а пулеметы и автоматы сделались единственным действенным
средством решения всех конфликтов. Хлынувшая на улицы преступность поразила
весь мир. Ей было уже тесно в рамках одного государства, и, как пена, она
начала расползаться в разные стороны, разливаясь во все новые и новые страны.
Началась настоящая война за место под солнцем. Авторитетов
убивали почти ежедневно, словно на них была объявлена настоящая охота со
стороны их конкурентов. Оставшиеся в живых наиболее крупные рецидивисты сумели
осознать опасность подобной охоты и благополучно эмигрировали, предпочитая
решать все самые опасные дела из-за рубежа, где их не могли достать конкуренты
и правоохранительные органы. Последних, правда, к этому времени они почти не
боялись.
Авторитеты оседали в Париже и Нью-Йорке, Берлине и Стамбуле,
Афинах и Варшаве. Прага была одним из тех городов, где концентрация преступных
авторитетов из бывшего Советского Союза уже никого не удивляла. Именно здесь и
обосновался знаменитый Директор, один из легендарных преступников, сумевших так
или иначе подчинить себе очень многие московские и российские группировки.
Ему было уже за шестьдесят, он лысоват, нос похож на крупную
картофелину. Но внимательные холодные глаза, большой чистый лоб и всегда упрямо
сжатые тонкие губы делали его лицо тем страшным видением, которое являлось во
сне его противникам, вызывая у них подлинный шок. Несмотря на отдаленность от
Москвы, Директор досконально знал обо всем, что там происходит. Именно к нему
теперь и прилетел Константин Гаврилович. Много лет назад пути бывшего генерала
КГБ и вора в законе пересеклись. Они стояли тогда по разные стороны баррикад.
Директор имел отношение к беспрецедентно крупной партии валюты, которую
пытались ввезти в страну. А Константин Гаврилович тогда пытался эту валюту
перехватить. Та схватка окончилась вничью. Оба потеряли много сил и много
людей. Но оба не забыли ту давнюю историю. И теперь, согласившись отправиться
на свидание с Директором, Константин Гаврилович отчаянно рисковал. Но у него не
было другого выхода. К тому же за него попросил другой генерал. Тот самый,
который несколько раз брал самого Директора. И которого все-таки сумели купить
в конце жизни, когда он понял, что все рассуждения о высоких материях всего
лишь пустые слова, а его бескомпромиссная честность — глупость старого упрямца.
Девяностые годы стали периодом смены эпох. Эпоха отчаянных
романтиков, способных телами закрывать пулеметы, восстанавливать на своих
нервах страну, строить дороги, верить в идеалы сменялась эпохой прохвостов.
Когда главным достижением в жизни стали вовремя украденные у государства
деньги, а символом преуспевания «шестисотый» «Мерседес», сразу возводивший его
хозяина в ранг небожителей. Стремительно поменявшиеся ориентиры сделали одних
людей несчастными, других циниками, а третьих подлецами.
Генерал, который позвонил Директору, честно отслужил всю
свою жизнь в милиции. Он много раз рисковал жизнью, дважды был ранен. Еще
несколько раз был на волосок от смерти. О его честности и порядочности ходили
легенды. Но когда в начале девяностых годов началась смена эпох, его просто
выбросили из милиции, как отслужившие и ненужные старые тапочки. Выбросили,
предоставив пенсию в двадцать пять долларов. По курсу девяносто первого это
были даже большие деньги. Но на них нельзя было ни содержать больную жену, ни
помогать разведенной дочери, оставшейся с двумя детьми на руках. И тогда
генерал сделал свой выбор. Так же мужественно и прямо, как он делал это до сих
пор.
Если бы он остался один, он бы застрелился. Но, имея на
руках семью и двоих маленьких внуков, он отправился в охранное агентство и
начал работать там сначала консультантом, а затем и руководителем этого
агентства. Никто, кроме самого генерала, даже не подозревал, что вывеска
агентства всего лишь прикрытие. Агентство обеспечивало охрану бандитов и было
учреждено тем самым Директором, против которого всю свою жизнь честно дрался
генерал милиции.
Константин Гаврилович знал, как переживает его друг свое
отступничество. Но он продолжал работать в этом агентстве, полагая, что выбор
каждый человек делает сам для себя. И свой мучительный выбор генерал милиции
сделал. Но никто не знал, что творилось в его душе, когда он был вынужден
давать рекомендации своим бывшим подследственным, которых он ненавидел.
