Константина Гавриловича ввели в комнату и оставили одного.
Он огляделся. Со второго этажа виллы открывался изумительный вид на окрестности
города. Недалеко, на холме, виднелись высокие деревья. Здесь все дышало
умиротворенностью и покоем. Через несколько минут дверь открылась и к нему
вышел Директор. Он был невысокого роста, заметно ниже Константина Гавриловича.
Увидев своего гостя, он кивнул ему, чуть усмехнулся и, пройдя к столу, сел,
внимательно наблюдая за гостем.
— Мог бы предложить мне сесть, — сказал Константин
Гаврилович, сразу перейдя на «ты».
— А ты садись, генерал, — улыбнулся Директор, — ты ведь
привык садиться без приглашения. Это ты обычно не разрешал зекам сидеть в твоем
присутствии.
— Я зеками не занимался, — огрызнулся его гость, все-таки
усаживаясь на диван, — и ты это хорошо знаешь.
— Знаю, — согласился Директор, — и даже знаю, зачем ты сюда
приехал.
— Не люблю я вас — блатных, — покачал головой Константин
Гаврилович, — вечно вы со своими хитростями. Конечно, ты все знаешь. Иначе
зачем я к тебе прикатил. Думаешь, мне твою морду видеть приятно? Я по делу к
тебе приехал.
— Мне на твою харю тоже плевать, — сразу ощетинился
Директор. — Говори, зачем приехал, и уходи отсюда. А то, не дай Бог, знакомых
встретишь.
— Ты мне не угрожай, — нахмурился Константин Гаврилович, — я
как-нибудь без твоих советов обойдусь. Не было бы у меня к тебе дела, я бы
здесь еще сто лет не появился.
— Какое дело?
— Ты ведь сам все знаешь. Зачем чуркой прикидываешься? У
тебя разведка лучше поставлена, чем в нашем СВР. Тьфу ты, Господи, слово то
какое поганое придумали.
— А тебе больше КГБ нравилось? — издевательски спросил
Директор. — Нету больше вашего КГБ. Спеклось. Кончилось.
— Это ты своим «шестеркам» расскажи, — посоветовал бывший
генерал, — КГБ было и всегда будет. Мы еще памятник Дзержинскому на том самом
месте восстановим. И всех, кто его убирал, всех, — поднял он палец, — поименно
назовем.
— Испугал, — презрительно нахмурился Директор, — ты меня еще
достань здесь, попробуй. На-кася, выкуси.
Он сделал большую фигу, помахав ею перед собеседником. Тот
презрительно улыбнулся.
— Поэтому здесь под охраной сидишь. Боишься, что тебя
сковырнут. Правильно боишься. Найдется какой-нибудь мальчик с длинным ружьем,
приедет к тебе в гости, залезет вон на то дерево, — показал Константин
Гаврилович за окно, — и все. Нету больше Директора.
— Ты меня не пугай, — с угрозой сказал Директор, — я уже
пуганый. Чего тебе надо? Зачем приперся?
— Ты Графа знаешь?
— Ну, предположим.
— Так знаешь или нет? — настаивал Константин Гаврилович.
— Я тебе сказал — предположим.
— Это не ответ.
— А я у тебя не на допросе, чтобы тебе ответы давать.
— Ладно. Не хочешь — не отвечай. В общем, мне нужно знать,
кто его поддерживает. Кто за ним стоит. Называешь мне имя. Или кличку. И я
уезжаю. Больше мне ничего от тебя не нужно.
— Иди ты! — даже взвизгнул от такой наглости Директор. —
Больше тебе ничего не нужно? Я сейчас вызову своих ребят, и тебя вон на том
дереве повесят.
— Не пугай, — строго посоветовал его собеседник, — я тоже
пуганый. Во-первых, на дереве меня никто не повесит. Полицейские узнают,
местные жители, и придется тебе отсюда съезжать. А во-вторых, ты меня не
тронешь, хотя бы потому, что мой самолет стоит в аэропорту и ждет, когда я
полечу обратно в Москву. И все знают, что я прилетел к тебе на свидание.
Представляешь, как тебя начнут искать, если я пропаду?
Он снова посмотрел на дерево и добавил:
— Да и репутацию ты свою испортишь. Тебе рекомендовали меня
принять, а ты гостя своего удавил. Некрасиво как-то, не по-людски.
— Ты мне зубы не заговаривай, — ласково посоветовал
Директор, — я ведь тебя и твою компанию могу на кусочки изрезать. И не
обязательно здесь, в Праге. В Москве вас поймают и тепленькими ко мне привезут.
Уже без вашего самолета. Вот тогда я посмотрю, как ты запоешь.
— Без самолета нельзя, — вдруг сказал Константин Гаврилович,
— он ведь тебе еще понадобиться может.
— Ты намеками не говори, — нахмурился Директор. — При чем
тут самолет?
— Барахлишко ты свое не все вывез, — вздохнул Константин
Гаврилович, — а вывозить сейчас боишься. Ты ведь всегда любил золотишко, работу
изящную. Деньги ты не любил, «бумажками» называл.
— Ну и что? — прохрипел Директор.
— Ничего. Вещички твои в Москве. А я на самолете летаю туда
и обратно. И паспортишко у меня дипломатический. Смекаешь, в чем дело,
Директор? Никто меня проверять не будет. И доставить барахлишко твое в лучшем
виде могу.
— Ах вот ты о чем, — мрачно пробурчал Директор. — Откуда про
золото знаешь?
— Про твои камешки вся Москва знает. Ты ведь у нас человек
известный. Поэтому я вот что тебе предлагаю: мои ребята завтра привезут тебе
барахлишко. А сегодня ты назовешь мне людей. Сделка честная. Имя за такую цену
покупаю.
Директор молчал, облизывая губы. Он мучительно соображал.
— Если уж я знаю про барахлишко, значит, и другие знают, —
продолжал Константин Гаврилович, — времени у тебя мало, Директор. Много ведь
охотников появиться может. За всеми не уследишь. А я тебе неплохую сделку
предлагаю.
— Я товарищей не продаю, — твердо сказал Директор.
— Это ты в МУРе расскажешь, — улыбнулся Константин
Гаврилович, — за такие деньги ты не только товарищей, ты мать родную продашь. И
не валяй дурака, Директор. Не нужно меня обманывать. Мне нужно знать, кто
поддерживает Графа. Я ведь не для войны хочу, а для мира. Для благородного
дела.
Директор долго молчал. Очень долго. Минут десять. Он
мучительно соображал, как ему поступить. А Константин Гаврилович терпеливо
ждал. Он помнил наставление своих учителей: в самый решающий момент давать
подследственным самим решать свою участь. Тогда они бывают сговорчивее и
добрее.
— Когда завтра прилетит самолет? — спросил наконец Директор,
и Константин Гаврилович понял, что победил.
— Завтра в два часа дня. Кто поддерживает Графа?
— Вообще-то он сам по себе ничего не значит, — нехотя сказал
Директор, — там другой крупный авторитет. Наблюдатель. Настоящий мужик,
толковый, прямой. С ним можно договориться.
— Спасибо, — поднялся Константин Гаврилович, — завтра в
двенадцать я жду твоих людей в аэропорту. Рядом со служебным входом. Пусть
привезут чемоданчик. Доставим в Прагу в лучшем виде.