— Если чемоданчик пропадет… — медленно начал поднявшийся
следом за ним хозяин.
— Не пропадет, — покачал головой его гость, — я в такие игры
не играю. Раз сказал, что привезем, значит, привезем. Это ты всегда считал, что
генералы дураки. Я ведь знаю, что бывает, когда начинаешь с другими тузами
играть. Не дурак. Завтра твой чемоданчик будет у тебя в Праге. Прощай.
— Смелый ты человек, генерал, — на прощание сказал Директор,
— если чемоданчик будет завтра здесь, значит, я еще немного твой должник.
Можешь приехать ко мне еще один раз. За чемоданчик можно задать два вопроса. Но
если чемоданчика не будет… Я ведь насчет дерева правду сказал.
— Я знаю, — кивнул его гость, — прощай.
Директор подошел к окну, долго смотрел на видневшиеся на
соседнем холме деревья. Потом громко позвал:
— Валентин!
В комнату вбежал один из его охранников.
— Завтра мне груз должен прийти из Москвы, — сказал
Директор, — когда придет, ты его примешь и привезешь сюда. А потом возьмешь
ребят, поднимешься наверх и спилишь вон те три дерева.
— Зачем? — не понял охранник.
— Просто так. Не нравятся мне они. Слишком близко стоят к
нашему дому, — объяснил Директор, все еще глядя в ту сторону.
Глава 32
Еще вчера он привычно подумал, что пора заехать к Якову
Абрамовичу, посоветоваться с ним по поводу новой программы. Но в этот день
Павел был загружен больше обычного. К нему не переставая заходили журналисты,
он принимал иностранную делегацию, договаривался насчет нового оборудования.
В половине четвертого позвонила Женя. Она хотела уточнить
кое-что насчет новой программы, но он быстро ответил, что собирается сам
приехать в офис компании. Но вечером опять навалилась целая куча дел, и он не
сумел поехать к Хозяину, как обещал.
Павел сам не понимал, какие именно чувства он испытывал. С
одной стороны, ему нравилась его работа, нравилось, когда утром к дому
подъезжал автомобиль с личным водителем, нравилось, как почтительно его
приветствуют в коридорах студии, где он уже научился сановно нести свое тело,
отвечая на приветствия легким кивком головы. Ему нравился процесс подготовки
программ, в котором он принимал самое непосредственное участие. Ему впервые
начало нравиться осознание собственной значимости.
Но с другой стороны…
С другой стороны он уже не был тем журналистом Пашкой
Капустиным, который мог так безжалостно и агрессивно терзать своих собеседников
во время интервью. Он уже не мог позволить себе выпускать подобные программы в
эфир, понимая, что отныне отвечает не только за себя и свою команду, но и за
работу всего канала. За непродолжительное время он неуловимо для себя
поменялся, превратившись в достаточно осторожного скептика, не любящего
рисковать. Ему не хотелось признаваться даже самому себе, что ему нравилось его
нынешнее состояние, и он не хотел терять с таким трудом обретенные позиции.
Но он четко знал, что в любой момент мог позвонить Яков
Абрамович с конкретными указаниями по той или иной программе. Ему могла
позвонить Женя, сухо и строго отчитывающая его за каждый промах, будто он был
мальчиком-секретарем и состоял в ее штате. Наконец, ему мог позвонить сам
Хозяин, который всегда был чем-то недоволен.
Случай с Курочкиным подтолкнул Павла к осознанию своего
выбора. Ему казалось, что молодой журналист уйдет с канала, не будет больше
появляться в коридорах студии, опасаясь, что его увидит Капустин, который знает
о бесчестном поступке Олега. Но все было наоборот. Курочкин исправно выходил на
работу. Встречая Капустина, он вежливо здоровался, не отводя глаз в сторону,
словно ничего не произошло. Наглость и ханжество молодого человека потрясли
Капустина больше, чем сам процесс взятки.
Именно поэтому новую программу, которая должна была идти
завтра вечером в эфир и которую он так и не успел обговорить с Яковом
Абрамовичем, Павел решил просмотреть лично, чтобы снова не нарваться на
ситуацию, подобную той, что случилась с Курочкиным.
В половине шестого он распорядился показать ему программу.
Павел был неплохим оператором, провел уже почти два года на телевидении в
качестве ведущего и мог достаточно профессионально судить о качестве той или
иной передачи. В общем, она ему понравилась. Выстроенная композиция, сама идея
должна была понравиться зрителям. В получасовой программе рассказывалось о
проблемах преступности в странах Содружества, о борьбе с нелегальной торговлей
наркотиками. Передача была динамичной и интересной. Только просмотрев весь
материал, он позвонил Якову Абрамовичу, зная, что тот не уходит домой раньше
восьми-девяти часов вечера.
— У нас передача уже смонтирована и готова, — коротко
сообщил Павел, — очень интересная, по-моему, получилась. Я думаю, что вам нужно
посмотреть.
— А я уже смотрел ее в черновом варианте, — сказал Яков
Абрамович, — вчера вечером заезжал, когда вас не было, и просмотрел. Очень
интересная задумка. Может получиться, как «Человек и закон» на ОРТ. Только
интереснее, гораздо интереснее.
— Вы уже видели передачу? — удивленно переспросил Павел.
Настроение у него сразу испортилось.
— Да, конечно, видел. Мы же с вами договорились, что
концепции новых передач будем разрабатывать вместе. Я вас поздравляю, Павел, вы
очень неплохо начали.
— Спасибо, — пробормотал он и положил трубку.
И только затем закричал на весь кабинет, позвав своего
секретаря. Испуганная девушка, не понимавшая, что именно происходит, вбежала в
кабинет, даже забыв взять свой блокнот.
— Славу ко мне позови, — бушевал Капустин, — этого сукина
сына, этого тихоню вытащи ко мне!
Девушка побежала выполнять его указание. Он нетерпеливо
ходил по кабинету. Наконец дверь открылась и в кабинет протиснулся Слава. Павел
гневно взглянул на него. Слава работал с ним еще на прежнем канале, помогая ему
готовить передачи. Павел сам настоял, чтобы Слава перешел к нему на канал,
собираясь со временем сделать его своим заместителем. Именно поэтому он теперь
подскочил к парню и, схватив его за пиджак, принялся неистово трясти.
— Подлец, подонок, подлиза! Незаметно в доверие хочешь втереться?
Очки заработать решил…
Ничего не понимающий Слава очумело хлопал глазами. Павел,
опомнившись, выпустил его пиджак.
— Пиши заявление по собственному желанию и убирайся отсюда,
— гневно закончил он, — подхалим проклятый.
— За что, Павел Николаевич? — испуганно спросил Слава. — Я
ведь ничего…
— Он ничего не делал, — не дослушав, перебил его Капустин. —
А кто вчера показал материалы нашей новой передачи Якову Абрамовичу? Моя
бабушка?
— Какой передачи? — шевелил непослушными губами Слава. Он
все еще ничего не понимал.
