— А что там у вас в сюжете? — Софья Аркадьевна
склонила голову к плечу, сделавшись похожей на любопытную птичку.
— Там в роддоме крадут ребенка, — как можно
небрежнее сказал Денис. — Или, может быть, меняют детей. Мне нужно знать:
такое в принципе возможно?
— Конечно, — энергично кивнула старушка. —
Жизнь научила меня тому, что в ней возможно абсолютно все. Так, значит, вы
подозреваете, что из моего роддома похитили ребенка?
— Да нет, я же сказал, я пишу кни…
— Молодой человек! — Софья Аркадьевна посмотрела
на него укоризненно. — Как говорит мой старший внук, не вешайте мне на уши
лапшу.
— Но я…
— Как бы то ни было, я ни о чем подобном не слышала и
не знаю. Странно, что вы явились через столько лет. Кого же, по-вашему, украли?
Вашего братишку?
— Вы напрасно иронизируете, — совершенно серьезно
ответил Денис. — На самом деле у меня нет никаких фактов или доказательств
должностного преступления.
— Тогда что же?
— Представьте себе, что тридцатидвухлетняя женщина
внезапно узнает о том, что у нее есть сестра-близнец. По документам они обе
родились в вашем роддоме в один и тот же день. Но по тем же документам у них
разные матери.
— И эти женщины.., близнецы.., больше тридцати лет не знали
друг о друге?
— Вот именно.
— Но тогда нужно призвать к ответу их матерей!
— К несчастью, ни той, ни другой матери уже нет в
живых.
— А папаши?
— С папашами вообще полная неясность.
— С ума сойти можно! И вы пришли ко мне, надеясь, что
если я во всем этом участвовала, то просто вот так вот возьму и все вам
расскажу?
— Честно говоря, я ни на что не надеялся. Просто хотел
поговорить по душам. Возможно, вы могли бы что-то вспомнить. Дело в том, что
одной из мамаш была американка.
— Ну и что с того?
— Я думал, иностранная гражданка в советском роддоме в
шестьдесят седьмом году — вещь нетривиальная. Может быть, вы бы вспомнили. Вы —
или кто-то из персонала, с кем вы поддерживаете отношения.
— Я ни с кем не поддерживаю отношений, это раз. А
во-вторых, иностранка именно в нашем роддоме не вызвала бы ни у кого особого
удивления.
— Почему?
— А вы хоть знаете, что у нас был за роддом?
— Нет, — сказал Денис. Он злился на себя за то,
что упустил инициативу в разговоре и Софья Полевая вела себя с ним совсем уж
как с мальчишкой.
— У нас было специальное отделение для
высокопоставленных рожениц.
— Управленческий аппарат и все такое?
— Ну да. К нам привозили и обычных женщин, что
называется, с улицы, и рожениц особой категории. Ваша иностранка вполне могла
попасть в особую категорию, и никто бы не удивился, я вас уверяю.
— К сожалению, медицинские карты уже давно уничтожены.
— Чего же вы хотите? Прошло тридцать два года, уже и
власть переменилась!
— А что такого особого делалось для этой особой
категории?
— Масса совершенно банальных льгот и удобств.
Во-первых, за такими женщинами приезжала наша специальная неотложка. После
родов их отвозили на третий этаж, где только одноместные палаты. С
холодильниками и телевизорами. В-третьих, у них было усиленное питание. С фруктами,
соками и так далее. Ну, и лучшие лекарства. Допустим, обычным женщинам для
профилактики мастита раздавали зеленку, а на третьем этаже на каждом столике
стояли баллончики с дорогим немецким препаратом.
— А рожали они тоже не так, как простые смертные?
— Да нет, как раз точно так же. Предродовая, родовая —
все самое обычное. Заботой их окружали потом.
— Софья Аркадьевна, — Денис в упор посмотрел на
задумавшуюся хозяйку. — А вы способны придумать схему, по которой одного
из близнецов можно было бы отдать совершенно другой женщине?
Полевая усмехнулась:
— Я могу придумать десяток таких схем. Все зависит от
того, кто из персонала был в этом замешан.
— А персонал точно был замешан?
— Безусловно. Иначе как вы представляете себе ход
событий? — Старушка помолчала, потом поднялась и сказала:
— Знаете что? Единственное, чем я могу вам помочь, так
это написать имена тех, кто работал примерно в то время, которое вас
интересует. Конечно, нянечек и акушерок я вряд ли вспомню всех до одной, но тем
не менее… И вот еще что, молодой человек. Если будете с кем-то из них
встречаться, не заливайте про репортаж о лучших работниках прошлых лет. Это
неактуально.
* * *
В тот день Энди Торвил отпустил своего помощника пораньше,
чтобы тот подчистил наконец хвосты по текущим делам. Дома Том работал
продуктивнее, и не имело смысла держать его в приемной вместо секретарши,
которая на прошлой неделе благополучно вышла замуж. А стоит ли нанимать новую,
если он сам еще не решил окончательно, будет ли продолжать дело или закроет
агентство. Раздумывая о своем неясном будущем, Торвил закинул руки за голову и
прикрыл глаза. У него наконец-то есть деньги, так что не надо думать о хлебе
насущном. И если заниматься сыском и дальше, то только из любви к искусству.
Когда внизу хлопнула дверь, Энди моментально занял
вертикальную позицию и пригладил волосы. Ему недавно исполнилось двадцать
девять, и он был отличным психологом и актером одновременно. Имидж спокойного и
доброжелательного, очень уверенного в себе человека привлекал клиентов больше,
чем отчеты о профессиональных успехах. Спрятав за дымчатыми стеклами очков
серые, вечно прищуренные глаза, глава агентства схватил ручку и разворошил на
столе бумаги. В этот момент постучали.
— Прошу вас! — крикнул Энди и уставился на дверь.
Дверь медленно распахнулась, и на пороге возникла молодая
женщина, решительные манеры которой находились в явном противоречии с ее
глазами. Глаза сомневались. На ней было желтое платье, украшенное кружевными
воланами, которое вкупе с привлекательным лицом делало ее похожей на розочку с
праздничного торта.
Энди встал, вышел из-за стола и представился. Женщина
кивнула и отрывисто спросила:
— Это вы — частный детектив?
Она не улыбнулась, а пытливо посмотрела Энди прямо в лицо.
— Чем я могу вам помочь? — спросил тот, показывая ей
на кресло напротив стола.
Как десятки женщин до нее, она немного помолчала, устраивая
сумочку на коленях, потом подняла глаза и уставилась в окно позади Энди.
— Послушайте, я попала в затруднительное положение.
«Как будто я не знаю, — про себя подумал тот. — Я
только и делаю, что выслушиваю идиотские истории. Если бы я вдруг стал писать
правдивые романы, они бы вышли чудовищными, потому что люди разводят в своей
жизни такую грязь, что порой в это просто не верится».
