— Что за идиотизм. Придется вправить ему мозги, — негодует Джейк.
К концу недели они с Ноэлем — закадычные друзья. Джейку, молодому, симпатичному, восприимчивому и слегка самодовольному, удается быть одновременно шестеркой и очаровательным лоботрясом. Ноэль видит в нем юную версию себя самого.
После первой же смены на холодных блюдах Ноэль переводит Джейка на гриль, а затем и на соте. Несколько раз он оставляет на него всю кухню. Джейк координирует нашу работу и распоряжается драгоценными шефскими тюбиками с приправами.
Нет, это не история талантливой восходящей звезды. Джейк еще в поиске, карьера в кулинарии его не особенно интересует. На самом деле, как он мне рассказал, весной он собирается поступать в бизнес-школу. Значительную часть времени на кухне они с Ноэлем хохочут, вспоминая свои полуночные выходки в «Уо Хоп», в Чайнатауне.
Видимо, мне придется смириться с тем, что Ноэль без зазрения совести продвигает своего желторотого дружка. Отсутствие опыта, да и вкуса, его не волнует. Когда у О’Шонесси выходной, Джейк варганит соте и фактически занял место помощника шефа, поскольку у нас его нет. Я страдаю молча. Терпение, Лейла. Нужно терпеть.
Фрэнк ведет меня в «1492», стильное заведение в Нижнем Ист-Сайде, специализирующееся на тапас
[35]
. Он выдвигает мне стул, как делал дедушка на Рождество. Старая школа. Мне нравится.
Фрэнк заказывает бутылку дорогой «Риохи», и пир начинается. На столе тарелки с финиками, завернутыми в бекон, норвежские омары с чесноком и маслом, копченая колбаса «чоризо» в томатном соусе и миниатюрная испанская тортилья (картошка, яйца и лук). Перед нами бифштексы с кровью и корзинка с тонко нарезанным, поджаренным до золотистого цвета, хрустящим картофелем. Я рада видеть, что Фрэнк любит поесть, безо всяких там «Это не люблю, а на это у меня аллергия».
— А я надеялся, что в меню будут потроха.
— Любишь потроха? — При одной мысли о телячьем зобе у меня подпрыгивает сердце.
— Обожаю, — признается Фрэнк после глотка вина.
— Я знаю одно местечко, где подают роскошное жаркое из потрохов.
— Ты?
Судя по выражению его лица, он приятно удивлен.
— Моя слабость.
Мы оба обожаем потроха. Я воспринимаю это как добрый знак.
Отрезая от бифштексов по кусочку, мы кладем их в рот, закрываем глаза, как будто умерли и очутились на небесах, жуем и стонем. По задней стенке нёба струится соленокровавый сок.
Фрэнк, оказывается, мечтает о славе. По правде говоря, он просто помешан на карьере, и я его понимаю. Перед моим мысленным взором появляется разворот в «Нью-Йорк таймс», в разделе «Рестораны»: снимок вашей покорной слуги в полный рост, в белоснежной униформе шеф-повара, перед столом с десятком сверкающих ножей. Роковая женщина из мира кулинарии. Заголовок? «СЪЕШЬ МЕНЯ» — нетрадиционный взгляд на жизнь царицы кухни. Автор — Хантер С. Томпсон
[36]
.
Устремления Фрэнка не менее грандиозны. Он хочет быть вторым Бобом Марли — звездой рэгги с «вызывающей, свежей струей», как он выразился, и тут же, слава богу, сам над собой и посмеялся.
— Поддерживаю твои мечты, «белый мальчик»
[37]
, — киваю я.
— Не понял, — хмурится он, — ты что, смеешься? Ты же никогда не слышала, как я пою.
— Не слышала.
Я чувствую себя пристыженной. Не хотела задеть его чувства.
— А я еще и менеджер, — сообщает Фрэнк.
— У музыкантов? — спрашиваю я.
— Да, это мой хлеб с маслом.
— Круто. Я кого-нибудь знаю?
— Слышала о «Бэнг Ми»?
— Нет.
— А о «Станнере»?
— Не-а.
— Эти две группы сейчас зависли, на мой взгляд, несправедливо.
— И ты их проталкиваешь. Здорово!
— Я вроде как трудоголик, — объясняет Фрэнк, слегка смущаясь.
И, надо отметить, не занудный трудоголик, который вкалывает ради кругленькой суммы на счету, а живой, творческий трудоголик, каким в глубине души хочет быть каждый из нас. В двадцать шесть лет он смог найти способ прилично зарабатывать и не бросать искусство. Чем больше Фрэнк распространяется об альбоме, который записывает со своей группой, тем менее блестящей представляется мне собственная карьера на кухне. В искусстве женщин берегут, а не толкают на амбразуру наравне с мужчинами. Распухшие ноги, варикозное расширение вен и ожоги от кипящего масла — вот участь женщины на кухне.
К концу обеда я ненавижу свою работу так, что стараюсь о ней и не думать. Знакомство с Фрэнком дает мне надежду. Иногда, когда все валится из рук, встреча с тем, кого ты искала, может иметь большое значение.
Мы держимся за руки, потягиваем из бокалов густое красное вино и задумчиво смотрим друг другу в глаза. Фрэнк спрашивает:
— Ты веришь в любовь с первого взгляда?
— Как правило, нет, — отвечаю я.
— Я тоже, — он сжимает мою руку, а потом, а потом наклоняется через столик и целует меня в щеку.
Что это значит? Что раньше он не верил, а теперь верит и поэтому сжимает мою руку и целует меня?
Мое сердце растекается по столу, но приятные сюрпризы продолжаются. Фрэнк, оказывается, выпускник университета Брауна, имеет черный пояс по карате, катается на лыжах и мотоцикле, занимается альпинизмом. Чего еще пожелать? По-моему, нечего.
— Мой отец разбился на мотоцикле, — доверительно говорю я: пусть он знает обо мне все.
— Честно? — переспрашивает Фрэнк. — Ты серьезно? Какой ужас. Нет, подожди, ты шутишь?
— Я не каждому об этом рассказываю…
— Какой ужас, — повторяет он. — Хотя… не пойми меня неправильно, это не самая плохая смерть.
— Да, — соглашаюсь я, — если пришло твое время…
— Оно ко всем приходит.
Я, конечно, предлагаю заплатить за себя, но Фрэнк не дает мне даже заглянуть в счет. До моего дома идти пятнадцать кварталов, но нам мороз нипочем. Я приглашаю Фрэнка к себе, согреться, и мы устраиваемся рядышком на диване, прихлебываем ромашковый чай, пока Фрэнк не отбирает у меня кружку. Он гладит мою шею, прикасается губами к щеке. Меня обдает жаром, в висках стучит, между ног горячо и влажно. Фрэнк накрывает ртом мои губы, проводит по ним языком.
Через пять минут мы валимся на диван, запыхавшиеся и потные. Одежда уже мешает, и я не возражала бы от нее избавиться, но Фрэнк вдруг приподнимается на локте и молча смотрит на меня.
