— Вы что, не доверяете мне? — Крапивин удивленно захлопал глазами. — Мне, своему клиенту?
— Меня сейчас интересует другой человек, — я предпочла не реагировать на возмущения журналиста, опасаясь, что выяснения отношений между нами ни к чему хорошему не приведут, — Козлов Платон Сергеевич.
— Козлов? — удивился журналист. — А он вас почему заинтересовал? Он как-то связан с Малявиной?
— Нет, они не связаны, Козлов меня интересует как очередная жертва вашей профессиональной деятельности. Расскажите поподробнее, что там между вами произошло?
— Ну, если вы внимательно прочитали мою статью, вы должны знать, что произошло, я очень подробно и аргументированно написал о Козлове и его строительстве, — ответил Эдуард Петрович.
— И все-таки введите меня в курс дела, почему вы вдруг стали писать о строительстве Козлова? Это была заказная статья?
— Я не пишу заказных статей, — обиделся Крапивин и отвернулся.
Я спокойно дождалась, пока он «выпустит пар», допивая свой кофе.
— Мое внимание на Козлова обратил один уважаемый человек, пенсионер. Это был не заказ, а справедливое наказание. Вы слышали об усадьбе Бородинских?
— Слышала, что она располагается в Тарасовской области, что она почти разрушена и давно требует реставрации, денег на которую никто не дает.
— Вот именно. — Эдуард Петрович многозначительно закивал. — А между тем это уникальный памятник русской архитектуры конца девятнадцатого века. Некогда там располагался целый ансамбль красивейших построек, но до наших времен, к сожалению, дожил только один барский дом, и то полуразрушенный.
— Так почему вы набросились с обвинениями на Козлова? Он всего лишь бизнесмен, желающий построить элитный поселок вблизи этой разрушенной усадьбы. Почему бы вам не обрушиться с обвинениями на нашего губернатора и его окружение, которые так невнимательны к исторической ценности, которые не выделяют денег на реконструкцию?
Мои слова задели честолюбивого журналиста, с пеной у рта он принялся защищать себя и свою статью:
— Козлов собирался не рядом с усадьбой строить свой поселок, а на ее месте. Он получил разрешение на снос уникального здания. Но благодаря мне и моему расследованию, благодаря моей статье, в которой я ссылаюсь на документы, подтверждающие историческую ценность усадьбы, строительство Козлова было заморожено.
— Он понес большие убытки и затаил обиду на вас, — дополнила я рассказ Крапивина.
— Плевать я хотел на его обиды. Я восстановил справедливость, и это главное!
— А усадьбу Бородинских так и не начали реставрировать, — я продолжала «сыпать соль на рану». — Почему вы не предприняли попытку вновь поднять эту тему, взбудоражить общественность, заставить власти прислушаться, выделить деньги?
— Я планировал поднять этот вопрос позже, — Крапивин был раздражен из-за того, что ему приходилось оправдываться.
— Год прошел с тех пор, как строительство Козлова заморозили, — добавила я.
— Чего вы от меня хотите? В мире тысячи проблем, которые необходимо освещать, я один не могу успеть за всеми, мне приходится выбирать. Когда усадьбе грозило уничтожение, я вмешался и остановил этот беспредел. В ближайшее время я планировал снова поднять вопрос о сохранении усадьбы. Козлов недавно связывался со мной, просил написать опровержение, но я отказался, — не без гордости добавил Эдуард Петрович.
— Когда Козлов связывался с вами? — Меня этот факт весьма заинтересовал.
— Какое это имеет значение? — отмахнулся взбудораженный моим допросом журналист.
— Эдуард Петрович, вас кто-то преследует, вам угрожают. Вы еще не забыли об этом?
— Нет, — огрызнулся он.
— А Козлова вы некогда очень обидели.
— Вы думаете, это он? — Неожиданно на Крапивина нашло озарение. — Ах он сукин сын!
— Когда он с вами связывался? — повторила я свой вопрос.
— Месяц назад. Сначала он позвонил мне, но я не стал разговаривать с ним по телефону. Тогда он подстроил нашу встречу в ресторане, я был приглашен на день рождения к одному нашему общему знакомому. Там, в ресторане, Козлов сделал мне выгодное предложение. Я пишу опровержение, мол, никакая это не усадьба, а так, старенький домишко какого-нибудь деда, а он мне за это в качестве подарка продаст один из домиков в его коттеджном поселке за полцены. Но я не пишу на заказ, вы знаете, — и снова гордость за свою неподкупность заставила Крапивина говорить о себе с высоко поднятой головой.
— Вы знаете, где находится офис Козлова? — Я уже определила для себя дальнейший план действий и теперь спешила рассчитаться с официантом за обед, чтобы немедленно поехать на встречу с владельцем строительной компании.
— Разумеется, я много раз бывал там. Офис тут недалеко, через три квартала.
— Вот и отлично, — я бросила на стол деньги и поднялась из-за стола. — Сейчас мы поедем к нему и вы скажете, что надумали писать опровержение.
— Этому не бывать! — возмутился Крапивин. Следуя моему примеру, он тоже поднялся и стал натягивать куртку. — Я не буду ничего писать.
— Эдуард Петрович, вы же профессионал. — Я решила сыграть на его самолюбии. — Неужели вы не понимаете, что мы не можем прийти к Козлову и с порога заявить, что подозреваем его в преследованиях и угрозах? Нам нужен предлог. Ваше желание написать статью будет нашим входным билетом на встречу с Козловым.
— Но писать опровержение я все равно не стану.
— Ну и не надо.
Едва мы сели в машину, мобильный телефон Крапивина зазвонил. Эдуард Петрович взглянул на дисплей телефона и, увидев там имя жены, изменился в лице и даже повеселел.
— Это Марусенька, — доложил он мне. — Сидите тихо и молчите, чтобы она не услышала ваш голос.
Я только фыркнула, услышав такое резкое требование, завела машину и поехала по указанному Крапивиным адресу.
— Да, милая моя, у меня все хорошо, — лепетал Эдуард Петрович. — Нет, я не дома… и не в офисе. Я в машине… Да, еду брать интервью.
Марусенька периодически очень громко выказывала свое недовольство по поводу «странной работы» дорогого супруга, даже до меня доносились некоторые раздраженные фразы.
— Ты когда домой собираешься? Ты что там, совсем загулял?
— Как я могу, Марусенька, я работаю, ты же знаешь, — оправдывался Крапивин.
— В конце недели мы с мамой ждем тебя здесь. Ты обещал.
— Буду, непременно буду. Я так соскучился, — почти скулил Эдуард Петрович.
Похоже, Марусенька сменила гнев на милость и перестала громко выкрикивать свои подозрения. Я ее голоса уже не слышала, зато видела, как сияет от удовольствия Эдуард Петрович, слушая «ласковый» голос жены.
— Я тебя тоже, солнышко… и я тебя… я тоже… Целую. — Наконец-то этот приторно-ласкательный диалог был окончен, и я включила радио.
