Сколько времени прошло со дня, когда мир поразила загадочная пандемия, никто не знал. Звучали разные цифры, от года до трех лет, но считать их достоверными не имело смысла. Чем люди занимались в этот период беспамятства, они тоже понятия не имели.
А многие просто не хотели знать.
Гош докурил сигарету и тяжело вздохнул. Его так и подмывало спуститься по ступенькам, усесться за руль и бежать, бежать, бежать… Куда? Зачем? Ему предстояло очень многое вспомнить, а для этого нужно было остаться здесь, в Москве. И терпеть, и ждать, и ежедневно подстегивать непослушную память. В надежде, что появится хоть малейшая зацепка.
– Оля… – прошептал Гош. – Оля, дорогая… Где же ты? Как же мне теперь быть?
Собака легла и положила морду ему на колени. Закрыла глаза. Задремала.
– Прости меня, Оля… – прошептал Гош.
Он спрятал в ладонях горящее лицо.
…А где-то на окраине сознания уходило в поле стадо, и хрупкая девчонка колотила пятками по бокам гнедого жеребца, а кто-то сидел на заборе, держа под мышкой автомат и дуя пиво из бутылки, и играла музыка, и еще кто-то с очень знакомым лицом, гарцуя неподалеку на коне, радостно заорал: «Регуляторы, в седло-о!!!», и ускакал вслед за девчонкой, визжа и улюлюкая. Гош обернулся, рядом стояла громоздкая боевая машина с непомерно толстым стволом, и пожилой мужчина прислонился спиной к броне.
– Кто такие Регуляторы? – спросил негромко мужчина. – Мальчишки теперь себя по-другому и не называют… Что за заразную историю ты им подбросил?..
Здесь, в Москве, на теплых каменных ступенях, Гош не знал, как ответить призраку, явившемуся ниоткуда. Но там, в той жизни, он что-то ему сказал.
И сказал, улыбаясь.
Часть вторая
Годом раньше. В поисках себя
Объездчики вернулись на рассвете. Кряхтя и ругаясь, они волоком затащили добычу в прихожую и кое-как поставили на ноги.
– Ну, Сан Сеич, получите-распишитесь, – сказал Цыган. – Вот и он, неуловимый Джо. Собственной, так сказать, персоной. С вас десять баксов за моральный ущерб.
Пленник обвел помещение мутным взглядом, закатил глаза, выпал из рук объездчиков и с деревянным стуком рухнул на пол лицом вниз.
– Только за моральный? – спросил пожилой мужчина, садясь на корточки и заглядывая потерпевшему за правое ухо. Там густо запеклась кровь.
– Ну, дырок-то он нам в машинах наделал порядочно, – важно заявил Белый. – «Тойоте» вообще, гад, все стекла раскокал до единого.
– И мое колесо, – подал голос Большой.
– И твое любимое колесо, – согласился Белый.
Костя и Цыган зашмыгали носами, но решили пока не смеяться.
– В лохмоты, – горестно вздохнул Большой. – А где я новое возьму?
– Если бы не это колесо у тебя на капоте, ты бы сам был в лохмоты, – сказал Белый. – Перестань ныть, я тебя умоляю.
– Некрасиво без колеса, – объяснил Большой.
– Достану я тебе новое! – утешил его Цыган. – Десять баксов.
– Главное, все живы, – сказал пожилой мужчина. – Чем вы его так?
– Это Костя. Прикладом. Мы его зажали в канаве и не давали подняться, а Костя сбоку подполз.
– Опасный трюк, мальчики.
– Вы же просили живьем. Вот он вам, малость по башке стукнутый, а в остальном целый и невредимый. Я, правда, не понимаю зачем.
– Я сказал «по возможности – живьем». Цыган, принеси аптечку, пожалуйста.
– Момент, Сан Сеич.
– Это было дело принципа, – сказал Костя. Он устало присел на край стола и положил автомат на колени. – Застрелить человека может любой недоносок. Особенно такого опасного человека. Его просто грех не шлепнуть, когда он к тебе спиной повернется… А мы его по всем правилам. Блокировали, прижали, стукнули. Знаете, Сан Сеич, есть у меня все-таки подозрение, что я в прошлой жизни воевал.
– И что ты об этом думаешь? – спросил пожилой, внимательно глядя на Костю снизу вверх.
– Ну… Я думаю, что мне это не нравится. Теперь, во всяком случае. Не мужское это дело – война. Там убить могут.
– Хор-рошая философия, – неодобрительно протянул Белый и полез в карман за сигаретами.
– Какая есть, – ответил Костя без малейшего вызова в голосе.
Цыган принес аптечку.
– Может, на стол его? – спросил он. – Неудобно же вам.
– Давайте на стол. Костя, лампу, пожалуйста, сделай поярче.
– Поедем сегодня за керосином, да, мужики?
– Только поспать вам надо, мальчики. Кто у нас дежурит с утра?
– Я, – сказал Большой, нависая над бесчувственным телом и примериваясь, как бы его половчее ухватить. Росту в Большом было два с лишним метра, весил он килограммов сто двадцать. Никто в комнате даже не подумал ему помочь. Это считалось в порядке вещей: если нужно передвинуть тяжелое, зови Большого. А то еще обидится, что не позвали.
– Руки бы ему развязать, – задумчиво сказал пожилой, глядя, как Большой, словно пушинку, отрывает тело от пола и кладет на стол.
– Черта с два! – с неожиданной злобой рыкнул Костя. – Я бы ему еще и ноги к рукам присобачил. Загнул колени, и за лодыжки – к кистям. И в зубы кляп.
– Да ладно. – Белый положил было Косте руку на плечо, но тот дернулся, уклоняясь.
– Это опасный человек, – с нажимом сказал Костя. – Я его не для того ловил, чтобы он нас всех загрыз. А действительно, Сан Сеич, для чего я его ловил? Вы же так и не объяснили толком…
Пожилой раскрыл аптечку, достал ножницы и примерился с ними к ране на голове пленника. Волосы у того были черные, густые, слегка вьющиеся и очень неровно остриженные. Под ярким светом лампы оказалось, что крови на них видимо-невидимо.
– Сильно ты его, – упрекнул Костю пожилой. – Боюсь, не было бы сотрясения.
– Выбирать не приходилось, – заступился за Костю Белый. – И вообще, шеф, этому деятелю по любому жить оставалось недолго. Туляки уже против него целое ополчение собрали, человек двести, не меньше. Кстати, Цыган, запустил бы ты движок и радировал в Тулу, что он у нас. И не забудь отметить, что с них причитается. Конечно, не десять баксов…
– Сделаем, – кивнул Цыган. – Только зачем движок? Я с машины.
– Не добьет.
– А я попробую.
– Не добьет, – прогудел Большой.
Цыган обиженно хмыкнул, сделал несколько шагов к двери, но потом решил, видимо, что на самом деле не добьет, и пошел на задний двор, к дизелям.
– Погоди, – остановил его Белый. – Лучше я. А то у некоторых здесь и руки-крюки, и язык без костей.
Цыган снова хмыкнул, но возражать не стал, а, напротив, с видимым облегчением вытащил сигареты и вернулся к столу. Похоже, его не слишком радовала перспектива общения как с дизельной электростанцией, так и с радистом городских.
