— Тина, а проживает ли в корпусе некий Кива? — Я размышлял, что делать с телами. Большинство дверей наверняка не активированы, а значит поддадутся обычным отмычкам, коих у меня целый набор. Главный вопрос — кому подложить тела.
— Среди поступивших есть такой, этаж под нами, квартира два-шесть. — Через пару секунд сосредоточенного просмотра отозвалась девушка. Джейн по прежнему стояла возле стены и пыталась удержать тошноту. Вот уж воин, как воин. И куда делось былое презрение к опасностям?
— Сама-то как? — Интересуюсь самочувствием. Еще упадет в обморок, вслед за подругой.
— Папа мясником работает, — отмахивается она и слабо улыбается. Ей явно нелегко, но на ногах стоит уверенно.
К нашему счастью, новый владелец квартиры два-шесть еще не успел посетить свои покои, оттого дверь оставалась «не активированной» — а значит вполне уязвимой для стандартного набора отмычек. Я на мгновение представил, что бы было, если бы дверь не поддалась — и еще хуже, если бы внутри оказался сам хозяин или кто-то из его свиты. Холодная волна прошла по спине — трупов бы явно прибавилось.
В три подхода тела недругов живописно расположились под центральной кроватью третьего наследника рода Кива, а признательная записка отправилась под кипу чистых тетрадей в один из ящиков. Довольно неудобно было таскать тела не прижимая к себе, чтобы не запачкаться, да и изрядный мандраж пробивал — вдруг кто увидит, скандалу то будет! Тина караулила на пролете лестницы снизу, Джейн — сверху, но все равно изрядно потряхивало, пока волок несостоявшихся бандитов с этажа на этаж. Обошлось, хоть и во всей затее был изрядный риск, но и польза возможна нешутошная.
Через некоторое время мы активировали таки свою дверь — для обеспечения собственного алиби, вдруг кто заметит нас в коридорах. Процесс выглядел очень необычно — дверь будто протаяла на секунду, а позже на ней отчетливо показались выемки для пяти ладоней. Видимо, для пяти хозяев квартиры. Мы с Тиной приложили две руки, Джейн одну. Дверь еще раз моргнула и гостеприимно открылась. Ключ же исчез вовсе. Я удивленно отшатнулся, как и служанка, а Джейн не прореагировала вовсе, серой тенью самой себя стоя рядом с нами. В ход пошла небольшая бутыль спирта, предназначенный, правда, для дезинфекции, но в нашей ситуации зашло на удивление хорошо — к моменту нашего подхода к общему залу, Джейн порозовела и несмело улыбалась.
Внутри уже шел активный экскурс во внутри академическую жизнь, с традиционными пугалами отчисления и бонусами для прилежных учеников. Люди стояли изрядно поскучневшие, видимо, монолог продолжался уже давненько. Еще около часа мы выслушивали пространные рассуждения и периодические благодарности мудрым повелителям и щедрым храмам. Общий же смысл сводился к простой мысли — все, что нам будет действительно нужно, расскажут кураторы групп завтра. Ну а сегодня мы просто рассматривали холеные лица преподавателей.
На выходе не обошлось без легкой давки, мы же терпеливо ждали прохода основного потока людей, когда раздался испуганный вскрик и истошный женский вопль со стороны входа в здание.
По очереди быстро прошел слух — кто-то умер. Джейн слегка посерела, но удержала себя в руках.
Через некоторое время мы протиснулись к месту происшествия — наш старый знакомый функционал сломанной куклой лежал возле своей стойки. Но не это пугало — по всему его телу расползлись черные, будто выжженные на коже, надписи на забытом языке. Перевод коих, тем не менее, знали все: «Горе тому, кто явно или косвенно, действием или бездействием нарушит Договор».
Виктор Теннет готовился к этому моменту последние десять лет. Готовился истово, карабкался вверх, вкладывая самого себя в мечту, не щадя ни врагов, ни себя. И вот этот момент наступил — перед его глазами, на изящном фарфоровом блюдце лежала его награда, два заварных пирожных. Никому не понять, с какими чувствами старый солдат смотрел на шедевры кондитера. Через всю жизнь Виктор пронес великую любовь к сладкому, начиная с нищего детства и вдыхания запаха недоступных леденцов из жженого сахара, завершая приторно-сладким чаем в бытность командира отряда на Стене. От сладкого пришлось отказаться на время воспитания из внучки воина, целых десять лет дед служил ей примером, ориентиром, эталоном и не мог проявить слабость. Но теперь все, что от него зависело, было сделано. Та секунда, что отделяла сферу ответственности старого служаки от милости богов, пробила вчера днем. Так что сегодня Виктор со спокойной совестью мог придаться старой страсти, но не торопился и смаковал момент. Еще минутка и чайная ложечка тянется отщипнуть кусочек от правого пирожного, мягко разрезает едва ли десятую часть и направляется к Виктору.
— Не помешаю? — Знакомый голос заставил руку вздрогнуть.
— Томас, рад тебя видеть. — Недовольно отозвался Теннет и с сожалением отложил ложку обратно на чайное блюдце.
— А уж я то как рад. — Неожиданный гость отодвинул стул и присел напротив. — Узнаю твои вкусы. В чае ложек шесть сахара, а?
— Люди редко меняются. — Едко ответил Виктор и откинулся на спинку стула.
— Я бы так не сказал. — Нейтрально сказал Баргозо, наоборот, пододвигаясь к столу и положив на него руки. — Всегда может произойти нечто, что изменит все. Взять тебя, например.
— Хм? — Отозвался Теннет, грустно поглядывая на остывающий чай. Говорить с Томасом после известных событий ему было не о чем, но и выгонять было нельзя.
— Старый полковник, честный служака без гроша в кармане внезапно превращается в весомую фигуру не последнего дома. Вместо долгов — особняки и дома, костюм от хорошего портного. — Задумчиво повествовал Баргозо. — Что же должно случиться для такого чудесного превращения? Неужели серебряный билет?
— Да чтобы ты понимал. — Резко оборвал Виктор старого знакомого. — Билет добыт честно, потом и кровью. Заслуженно, своими руками, а не воровством и вымогательствами.
— Чем же я заслужил такую отповедь? — Собеседник оставался спокоен, но в глазах блестела сталь. — Неужели это не я гостеприимно встретил тебя и откликнулся на твои просьбы?
— Ты пытался подсунуть мне убийц! — Жарко запротестовал Теннет.
— Да, убийц. — Неторопливо и спокойно кивнул Баргозо. — Кого ты вообще планировал нанять в гильдии воров? Благочестивых девственниц? Проповедников?
— Они бы убили мою девочку! — Упрямо гнул свою линию дед. — Я наводил справки, на твоих людях пробы негде ставить.
— Они никогда бы и пальцем не тронули Джейн. — Вздохнул гость. — Не понимаю, зачем ты ко мне вообще обратился.
— Пришел говорить о доверии? — Едко отозвался Виктор и потянулся к чаю, пока тот окончательно не остыл.
— Ты мне должен. — Ледяная фраза заставила старика закашляться приторно-сладким чаем.
— Прости? — Виктор непонимающе уставился на старого сослуживца. — Опять за старое? Выдуманные долги и крупные проценты? Не на того напал, — начал было заводиться Виктор. — Ах да, тот мальчишка и его имущество. Пролетел ты, чему я несказанно рад. — Довольно оскалился дед.
