Пусть думает, что деревенский паренек влюбился в танец рук.
— Пойми, даже если ты выполнишь его верно, этого заклинания нет в ученическом браслете. — Скучным голосом поведал он. — Ничего не получится, понимаешь? Даже травинка не шелохнется.
— Нет, я про то, как вы это делаете, — замотал я головой. — Руки, жесты… Оно отличается от обычных, понимаете?
— То есть? — Заинтересовался он, повернувшись ко мне.
— Остальные заклинания они другие. Рациональные, — попытался сформулировать свои впечатления. — Прямые линии движений, одинаковый ритм смены рун и знаков.
— А с этим что не так?
— Оно как… Я в театре был, там мужик с палочкой…
— Дирижер, — поправил меня Густав.
— Ага. Как он — словно управляет музыкой. А потом, как… Будто муж пришел ночью домой, а его жена не пускает на порог. И он стоит возле двери и грозит, не в силах ничего сделать.
— Интересно, — улыбнулся учитель. — А в конце?
— А в конце его все-таки пускают в дом. А он совсем не злится.
— Ладно, — решил Густав, снял с шеи медальон и аккуратно уложил его в траву рядом с собой. — Смотри.
Я встал так, чтобы не загораживать вид невестам, убедился, что они так же внимательно следят за наставником — как договаривались — и с удовольствием оценил мастерство Густава.
— Как оно называется?
— Ира Фатум.
— Красиво.
Следующие ночи обойдусь без сна — пока я не выучу это, покоя мне не будет.
— Учитель, а почему вы можете и воздушную и огненную и земную магию, а остальные нет? — Полюбопытствовала со своего места Тина.
— Маги могут то, что им позволено медальоном, — ответил он, поднимая собственный с травы. — В моем ограничений нет. Как и в вашем, — подмигнул он.
— А зачем вообще эти ограничения?
— Много причин. — Подумав, ответил Густав. — Назовите любую и, скорее всего, не ошибетесь.
Этим и ограничился, вновь погнав нас практиковаться. Завершили мы поздним вечером, впервые ощутив на себе загадочный термин «полное магическое истощение». Просто с определенного момента на плечи навалилась ощутимая тяжесть, словно сверху взгромоздился еще один человек. Руки и ноги стали хуже слушаться, в голове поселился раздражающий гул, разбивающий всякую четкость мышления. А через пару заклятий часть тела отказала вовсе. У меня перестала слушаться левая рука, вызвав настоящую волну паники. Джейн тихо рухнула на траву и не могла пошевелиться. Тина держалась дольше нас всех, но после очередного щита упала рядом, неловко подвернув под себя правую руку. Ясное дело, мы бы остановились и раньше — но наставник приказывал, иногда переходя на крик, заставляя нас медленно и осторожно плести очередное заклятье. Это тоже было своеобразным уроком — силы надо рассчитывать, действовать экономно, чтобы не рухнуть без сил на потеху врагу.
Следующие дни мало отличались от этого — утро начиналось тренировками, завершалось перетаскиванием наших тел обратно в комнаты. На второй день я начал брать с собой небольшой пистолет, скрывая его от Густава — на случай, если решит воспользоваться нашей слабостью. Истощение забирало подвижность моей левой руки, оставляя правую под полным контролем, так что не промахнусь, если что. Половину ночи я оставлял на сон, восстанавливаясь, другая половина полностью уходила на заучивание заклинания.
Так и жили. Пока утром, вместо приглашения на очередную тренировку, Густав велел нам одеться празднично, не забыв про защитные амулеты.
Костюм и платья были подобраны заранее, в тон магическим украшениям, дабы те не смотрелись нелепо. Вот только ресторанной публике оценить наш вкус не доведется — обдумав все, мы решили уклониться от приглашения на собственные похороны. «Все умерли» — слишком удобное завершение этой истории для неизвестных кукловодов.
Золото, амулеты, одежда с рунами, титулы, медальоны и мы сами — с таким комплектом наверняка не пропадем на чужбине, в теплых южных владениях.
Приняв от нас уверения в готовности, Густав повел нас к транспортным воротам Академии.
Нападение на учеников, столь бесцеремонное и наглое, вынудило руководство и попечителей академии принять соответственные меры — всю немалую территорию окружили настоящим частоколом защитных артефактов. Я как-то попытался пересчитать их стоимость, но сбился на числе нулей — вокруг возвели настоящую золотую стену!
Правда, пока что их жертвами стали лишь птицы, по осеннему времени немногочисленные — но с другой стороны вид прожаренных в пепел тушек вполне убедил родню студентов, что в академии по-прежнему безопасно. Думаю, ректорат вздохнул с облегчением — на нечто большее, вроде патрулирования близлежащих улиц, у них просто не хватило бы людей, а нанимать кого-то со стороны могло оказаться столь же рискованно, как поставить волка сторожить овец.
Потому то мы вышагивали в сторону транспортных ворот. Главный вход, вместе с проездом, были блокированы щитами наглухо, а вот служебный въезд функционировал по-прежнему — иначе как обеспечить подвоз продуктов. Безопасность обеспечивала усиленная смена магов — то есть, вместо одного у ворот скучало целых два.
— Идемте, — поманил учитель, указывая в сторону длинной парковки служебных машин.
В самом конце пути, меж фургоном и внутренней стеной, обнаружился паромобиль довольно нестандартного вида. Был он необычен не только довольно низкой посадкой и малым размером шин, но и внешней потрепанностью — словно только вышел из аварии, ободрав оба бока, а вдобавок и капот с задней рамой. Кто-то изрядно постарался, сдирая декоративные накладки, плитки из ценных пород древесины и всех прочих признаков роскоши, что непременно присутствовали на изначально статусном и дорогом транспорте. В самом деле, зачем платить огромные деньги только за скорость и удобство, если можно доложить довольно скромную на этом фоне сумму и получить дворец на колесах? Некоторые части отрывали с явным усилием, судя по вогнутым следам на корпусе — не иначе ломиком поддевали.
— Машина Храма, — грустно вздохнув, наставник махнул в сторону покореженного остова.
— Кто же его так, — хмыкнул я, обходя горемычную технику кругом.
— Все своими руками, — с нотками тоски от содеянного покаялся учитель. — Два дня снимал храмовые узоры.
— Как мы на таком в городе-то покажемся?
Если уж девушки смотрели на машину, как на прихлопнутую мышь, остерегаясь подойти ближе, то горожане и вовсе будут тыкать пальцем.
— Не велика проблема, — оживился Густав и, бряцнув связкой ключей, открыл дверцу, чтобы тут же перегнуться куда-то за рулевую колонку.
Паромобиль мигнул, словно освещение в грозу — я аж проморгался, не поверив. И даже глаза потер, когда довольно массивная конструкция машины вовсе пропала — правда, не совсем. Надо сказать, вид задней половины Густава, торчащей из пустоты, то еще зрелище. Отношение к побитому виду машины непроизвольно изменилось на почтительное, но слегка тревожное — как и к любому неведомому.
