На чердаке было много разномастого хлама. Шани устроился в углу сломанного дивана и задремал.
Теперь он знал, почему Никеш купил особняк вместе с мебелью и бумагами.
День постепенно склонился к закату, фонари подсветили летние розовые сумерки, и с улицы полетели голоса гуляющих горожан. Шани еще раз посмотрел в окошко: Милица уже зажгла свечу и сидела на прежнем месте. С площади святого Маха донесся звон часов. Если верить девушке, то именно в это время некий богатый кавалер наведывался в гости к Хосткам. Шани посмотрел вниз и увидел остановившуюся возле подъезда карету. Спрыгнув с запяток, лакей услужливо открыл дверь, и на мостовую ступил господин в пышной шляпе с перьями и темном плаще. Вот и дорогой гость, легок на помине. Шани поправил пакет во внутреннем кармане камзола, извлеченный несколько часов назад из потайной панели в стене, и покинул чердак.
В опустевшем доме ему никто не попался на пути. Шани заглянул в кабинет покойного Хостки и никого там не обнаружил. Маленькая приемная на втором этаже также была пуста. Ветер, проникший в приоткрытое окно, гонял по полу обрывок бумаги. Вздохнув, Шани пошел дальше и увидел тонкую полоску света под одной из дверей.
Это оказалась супружеская спальня. Заглянув туда, Шани увидел, что давешний кавалер уже успел расстаться и со шляпой, и с плащом и со всем пылом любит свежеиспеченную вдову. Парочка была так занята друг другом, что заметила Шани только тогда, когда он постучал по двери и нарочито громко произнес:
– Инквизиция. Вы бы, господа, прикрылись, что ли.
Услышав его голос, вдова встрепенулась и тотчас же натянула одеяло на грудь. Судя по ее лицу, она сразу же узнала своего утреннего гостя. Кавалер, в котором Шани опознал Никеша, известного по картинкам в газетах, не принял его всерьез и небрежно бросил:
– Проваливай отсюда, сопляк.
Шани сунул руку в карман и извлек пакет. Увидев его, Никеш побледнел и сел на кровати.
Туго свернутый пакет Шани извлек из тайника в оконной раме. Покойный Хостка и не догадывался о случайной свидетельнице, которая видела его проверяющим тайник.
– Повежливей, сударь, – посоветовал Шани. – Я ведь при исполнении. Вот, обнаружил пакет документов, которым вы интересовались настолько, что убили несчастного Хостку.
Хетти жалобно ахнула, сделав вид, что ничего об этом не знала. Вышло неубедительно.
– То, что вы заодно интересовались его женой, уже не мое дело, – продолжал Шани. – Скажите, вы в самом деле собирались ее отпустить в Загорье? Чтобы она спокойно жила там и хранила вашу общую тайну? Или же на одной из безлюдных дорог ее ждал разбойничий отряд, получивший плату за ее голову?
Вот теперь вдова в самом деле испугалась. Такого поворота событий она действительно не ожидала, а по лицу Никеша было видно, что Шани прав, и Хетти ожидал незавидный финал. Никеш потянулся было к плащу, лежавшему на краю кровати, но Шани отрицательно покачал головой:
– Не советую. На выстрел сбежится больше народа, чем вы можете представить.
Никеш опустил руку. Его плечи поникли, словно он смирился с неизбежным.
– Полагаю, что эти бумаги попали к покойному Берилю случайно, – сказал Шани. – Об истинной их ценности он узнал позже, когда вы зачастили к нему в дом. Узнал, но дал вам честное слово друга, что никому не расскажет о том, что в них содержится. А содержится там последняя версия завещания, составленного вашим покойным отцом, из которого вам не достается ни монетки. Ваше состояние, господин Никеш, присвоено незаконно. Всплыви эти документы – и вы лишились бы всего. И честного слова друга вам было мало.
Никеш прошипел что-то невнятное, но определенно нецензурное. Вдова закрыла лицо ладонями и молчала. Шани, который за время, проведенное на чердаке, успел полностью изучить завещание Никеша-старшего, продолжал:
– И тогда вы решили завести близкое знакомство с его женой. Молодая привлекательная женщина, которой постепенно стал надоедать супруг в возрасте. Вы наверняка спели ей целую оперу о своей любви и новом счастье, а потом убедили ее пропитать страницы книги ядом, чтобы избавиться от помехи в виде мужа. Хостка умер, а вы перевернули вверх дном содержимое его стола и шкафов, но пакета не нашли. Кстати, что вы обещали госпоже Хетти? Жениться на ней?
Хетти всхлипнула. Шани взял лампу, стоявшую на столе, и поднял ее выше, словно хотел получше разглядеть Никеша и вдову. Никеш молчал. На его переносице залегла глубокая мрачная складка. Есть чему удивляться, когда твои планы раскрыл какой-то сопляк, с удовольствием подумал Шани, причем совершенно случайно раскрыл. Не встреть я Милицу, не расскажи она мне о призраке на чердаке – никто бы ни о чем не догадался.
– И поэтому вы купили дом, чтобы потом без проблем обыскать его сверху донизу и найти завещание. Я прав? – Никеш не ответил, и Шани закончил: – Господа, поскольку зеленый змееполох, который вы использовали для отравления Бериля Хостки, относится к порчевым растениям, то я обвиняю вас в преднамеренном убийстве с использованием колдовства.
С лестницы донесся тяжелый топот – это шел охранный отряд, которому Шани подал сигнал лампой в окно.
Потом, когда Никеша и Хетти увезли в допросную, а капитан охранцев успел по какому-то поводу сцепиться с Михелем, куратором практикантов, прибывшим на место происшествия, Шани вышел из дома и сел на ступенях, ведущих в подъезд. Милица, свесившись из своего окна, лузгала зерна поднебесника и с любопытством следила за происходящим на улице. Уже сегодня она будет рассказывать соседям, как охранный отряд сидел у нее в комнате и ждал сигнала, чтобы броситься и арестовать негодяев. Наверняка рассказ будет приукрашен уймой несуществующих подробностей.
Михель, пожелав уезжающему капитану подавиться брюквой, съесть сто колючек и всю жизнь пить только парное молоко, сел рядом с Шани и довольно произнес:
– Молодец. Честно говоря, я не ожидал.
Шани пожал плечами: дескать, ну что вы, невелико дело.
– Практика тебе, естественно, зачтена, – сказал Михель. – Оформишь документы и уже можешь приступать к работе. Думаю, ты недолго задержишься в чине младшего инквизитора, – он помолчал и добавил: – У тебя впереди очень интересная жизнь. Очень интересная.
Шани подумал, что она и сейчас интересная. Куда уж больше.
Часть вторая
Глава 4
Аметистовый перстень
Аальхарн, 1235 год от прихода Заступника
– Ну, сын мой, достиг ты таких высот, что выше некуда, – сказал отец Гнасий, разливая по бокалам вино из монастырских подвалов. Благородный напиток имел насыщенный рубиновый цвет и фруктовый аромат с едва заметной ноткой горечи, свойственной всем южным винам. – Выпьем!
Шани послушно осушил бокал. Вино, пусть даже и такое хорошее, он не любил и сомневался, что когда-нибудь полюбит. Отец Гнасий налил еще и взглянул на своего духовного сына с лукавой искоркой в глазах. До него давно уже долетали радовавшие его новости о том, что Шани Торн, скромный послушник северного монастыря Шаавхази, делает головокружительную карьеру в столице, известен по всему Заполью благочестием, смирением и искренней верой и пользуется репутацией чуть ли не святого. Впрочем, того, что его духовный сын распоряжением патриарха Кашинца будет назначен деканом инквизиции – высокий, очень высокий чин в иерархии псов Заступниковых, – отец Гнасий все-таки не ожидал. Слишком много куда более достойного народа ждало своей очереди, подыскивая высоких покровителей и попутно так и норовя перегрызть друг другу глотки.
