– Софья, девочка, ну прости меня, прости, – Шани возился в маленьком саквояжике, выискивая для Софьи обезболивающее. – Все уже позади, теперь отдыхай. Два дня спокойно отдыхай, – он поднес губку, пропитанную какой-то вонючей смесью, к ее носу, и боль сперва вспыхнула лесным пожаром, но потом на удивление быстро утихла. Вместо нее Софья ощутила легкую эйфорию – именно так действуют сулифатские масла – и со вздохом откинулась на спинку сиденья.
– Вы ведь так не думаете? – спросила она. Странный жар, охвативший ее после выпитого вина, до сих пор бродил в крови и не собирался успокаиваться.
– Что я не думаю? – вопросом на вопрос ответил Шани.
– Что я шалава и сучка, – сказала Софья и не услышала ответа. Еще одно свойство обезболивающей смеси состояло в том, что при сочетании со спиртным она действовала как снотворное. Софья заснула, едва успев закончить фразу. Шани бросил губку обратно в саквояж и несколько минут смотрел на Софью с искренней заботой.
– Конечно, я так не думаю, – сказал он и начал приводить в порядок ее платье. Софья глубоко вздохнула во сне, но не пробудилась. – Ни в коем случае.
Глава 15
Совет
Старший Гиршем, папаша того самого Гиршема, который держал магазинчик на улице Бакалейщиков, оторвался от счетов и с усилием потянулся. Движение взбодрило его, старые кости приятно хрустнули, а в голове прояснилось. Да, пожалуй, права Рухия, старая заботливая супруга: он слишком много сидит над бумагами – надо и о своем здоровье позаботиться, тем более, его осталось не так уж и много. С удовольствием потянувшись еще раз, Гиршем решил, что выпьет последнюю на сегодня чашку холодной кевеи и будет распускать помощников и закрывать контору: день выдался дрянной, с самого утра накрапывал дождь, так что вряд ли кто-то решит заглянуть сюда под вечер, когда добрые люди собираются отдыхать в тепле дома. Аккуратно сложив документы в папку и заперев ее в сейфе, Гиршем взялся было за чайник, но в этот момент дверь распахнулась, и в контору вошел клиент.
Гиршем прекрасно знал этого клиента и едва не выронил чайник с перепугу. Декан Торн, временный глава инквизиции, славился по всей столице тем, что взяток не брал и другим запретил, и договориться с ним в случае чего было невозможно в принципе. Когда всем заправлял старый добрый Младич, то дела делались намного проще. К примеру, если жена, или сестра, или другая родственница доброго человека попадались на занятии ворожбой, то добрый человек брал деньги и спешил на выручку. Братья-инквизиторы принимали звенящие мешочки с благодарностью, а жена, сестра или другая родственница отправлялись домой, а не на костер. Вместо еретичек сжигали их портрет, ну а кому какое дело до грязного куска холста и того, что на нем намалевано, когда родной человек сидит себе спокойно дома? Пусть себе горит. Вот как славно делались дела в столице – до того, как пришел Торн. Человек он, конечно, был вдумчивый и серьезный и огульно никого не обвинял, но если Гиршем кого-то и боялся на белом свете, так только этого высокого блондина с сумасшедшим сиреневым взглядом.
Чайник с кевеей едва не выскочил из рук. Гиршем осторожно опустил его на стол и, обернувшись к страшному гостю, расплылся в тихой заискивающей улыбке.
– Ваша неусыпность, – пропел он подобострастно, – как я рад вас видеть в своей скромной конторе. Я всегда говорил, что сотрудничество с инквизицией – обязанность и честь любого порядочного аальхарнского гражданина. Чем я могу быть вам полезен?
Декан снял шляпу и, не дожидаясь приглашения, сел в свободное кресло. Он вел себя как хозяин, однако Гиршем подозревал, что эта дворянская заносчивость напускная. Достав из кармана маленькие окуляры, Гиршем сел напротив и стал ждать ответа, раболепно вглядываясь в лицо своего гостя.
– Деньги, – коротко и веско откликнулся Торн. Гиршем вздохнул с облегчением: слава Заступнику, никакой речи о колдовстве и ересях. Поиздержался благородный господин и нуждается в займе, с кем не бывает? Солидный образ жизни требует не менее солидных расходов. Гиршем достал из ящика стола чистый лист бумаги для записей и открыл сверкающую чернильницу.
– Разумеется, ваша неусыпность, – произнес он и быстро обмакнул старое измызганное перо в чернила, приготовившись писать. – Деньги я вам предоставлю по первому требованию. Какая конкретно сумма вас интересует?
Инквизитор небрежно назвал сумму, и Гиршем, повидавший виды за время работы ростовщиком, не сдержал изумленного возгласа. За такие деньги можно было бы приобрести добрую треть столицы. Видимо, Гиршем слишком сильно изменился в лице, потому что Торн усмехнулся и насмешливо спросил:
– Неужели сумма чересчур велика для самого папаши Гиршема?
– Вы не совсем меня поняли, ваша неусыпность, – Гиршем быстро справился с изумлением и вернулся к делам. – Если я верно понимаю, то вы нуждаетесь в наличных?
Торн с достоинством кивнул. Гиршем вспомнил устойчивые слухи о том, что покойный государь Миклуш признал декана инквизиции принцем крови и законным наследником, возможно, что-то в этом и было.
– Я бы предложил вам подумать о других формах кредитов, в зависимости от того, для чего вам требуются средства. Ценные бумаги, залоговые векселя под недвижимость… разумеется, беспроцентные, – быстро добавил он. Соблюсти свой интерес он всегда успеет, а вот навести контакты с такой персоной… В конце концов, он не единственный ростовщик в столице, есть и похитрее, и посговорчивей. – Собрать столько денег наличными будет довольно трудно, придется подавать заявку в Первый государственный банк, а это дополнительная морока и лишние вопросы. Всем ведь сразу станет интересно, зачем это вдруг такому блистательному джентльмену, как вы, понадобилось столько денег.
Инквизитор отрицательно качнул головой.
– Только наличные. Сегодня к полуночи.
– Невозможно! – вскричал Гиршем и даже подпрыгнул в кресле, но тотчас же уселся на место, пытаясь справиться с волнением. – Ваша неусыпность, все банки столицы уже закрыты. Я, разумеется, подниму все свои связи, но не добуду больше половины. Никоим образом. Это невозможно.
Торн вздохнул и полез во внутренний карман камзола. На стол перед Гиршемом легли бумаги с официальным гербом инквизиции и обжигающим словом «Донос», написанным каллиграфическим почерком. Гиршем похолодел от ужаса и протянул было руку к бумагам, но затем отдернул ее, словно донос мог обжечь его пальцы.
– Эти документы сегодня утром завизировала служба контроля нашего следственного отдела, – сказал Торн. – По мнению уважаемых столичных господ, ваши дочери Лейвга, Илина и Тамета злостные ведьмы, которые наводят порчу на мирных граждан и раскапывают свежие могилы, чтобы срезать жир с мертвецов и учинить мор, равного которому не знает история. Страшное обвинение, не так ли?
Гиршем закрыл лицо ладонями и принялся монотонно раскачиваться туда-сюда, негромко скуля от накатившего отчаяния. Его девочки, его дочери, отрада и надежда старости, могли обратиться в пепел по воле этого страшного человека. Змеедушец побери этого мерзавца, будь он трижды и три раза проклят…
