— Петр Николаевич, — сказал я, — газеты, или, как их еще называют, СМИ — средства массовой информации — это страшное оружие. Информационные войны зачастую бывают не менее опасны, чем войны с применением ружей и пушек. И, как в каждой войне, оборона — это вид ведения боевых действий, заведомо ведущий к поражению. Надо наступать на противника, проводить обманные маневры, воинские хитрости, словом — всеми доступными способами разгромить своего врага и заставить его перейти в глухую оборону. Я в самое ближайшее время набросаю небольшую инструкцию по ведению информационной войны и передам ее вам, Петр Николаевич.
— Спасибо, Александр Васильевич, — сказал Дурново, — буду вам за это премного благодарен. Действительно, нам пора воевать с обнаглевшими щелкоперами беспощадно и решительно. Рассчитываю в этом на ваше содействие. А что вы скажете по самому предстоящему визиту? Есть ли у вас на этот счет какие-либо соображения?
— Петр Николаевич, — ответил я, — полагаю, что сей визит всецело следствие того, что произошло на Дальнем Востоке после появления нашей эскадры. Из разговора с адмиралом Ларионовым я узнал о визите на его флагманский корабль губернатора Циндао фон Труппеля, который, ссылаясь на указания из Берлина, предлагал оказать любое содействие нашей эскадре в войне против японцев. И даже более того — фон Труппель передал адмиралу Ларионову конфиденциальную информацию о возможной провокации британцев против кораблей нашей эскадры.
— Даже так! — крякнул удивленный Дурново. — Я хорошо знаю немцев — без соответствующего указания из Берлина губернатор Циндао не пошел бы на такое тесное сближение с нашими военно-морскими силами. По всей видимости, включение в состав окружения кайзера адмирала фон Тирпица служит тому подтверждением. Корабли адмирала Ларионова произвели огромное впечатление на фон Труппеля, который как моряк оценил их возможности. А это значит, что кайзер, который ведет активное военно-морское соперничество с королевским флотом Великобритании, будет просить нашего содействия в совершенствовании вооружения крейсеров и броненосцев, строящихся на германских верфях.
— А что сие означает? — спросил я у Дурново. — Это означает, что по прибытии в Петербург сам кайзер и адмирал фон Тирпиц всенепременно пожелают встретиться с кем-либо из нас. Или со мной, или с Ниной Викторовной Антоновой. Скорее всего, со мной — я слышал об отношении Вильгельма к женскому полу. Он считает женщин глупыми и для них вполне достаточными три «К»: Kinder, Küche, Kirche… К тому же кайзер весьма не сдержан на язык, а посему беседовать с ним придется мне. Конечно, в первую очередь будет официальная встреча у государя, а потом уже неофициальная с нами. Петр Николаевич, — обратился я к Дурново, — нужно будет завести разговор о том, чтобы намечающиеся политический и военный союзы были дополнены еще и торговым. Причем торговать надо не сапогами и булавками, а заводами и электростанциями, которые у Германии наилучшие в мире. Они нам промышленность — мы им доступ к нашему сырью, которого им так не хватает. И еще одно. Немецкие инженеры и техники, приехавшие к нам строить заводы, как правило, женятся на русских и остаются в России. А их дети, выросшие здесь, будут уже русскими немцами.
Российскую индустрию надо всемерно укреплять, иначе нас рано или поздно сожрут, как какую-нибудь Бирму. Против объединенной мощи Британии и САСШ, без развития собственной индустрии до их уровня, не поможет даже военный союз с немцами. Кстати, тот же союз будет крепче, если обе стороны будут объединять не только сиюминутные политические, но и долговременные деловые интересы.
— Наверное, вы правы, Александр Васильевич, — подал голос барон Фредерикс. — Я постараюсь найти возможность и, не привлекая лишнего внимания, организовать вашу встречу с кайзером и его морским министром. Там вы и обговорите все насущные вопросы. О том, где и когда это произойдет, я сообщу вам отдельно. Также я доложу государю о ваших предложениях.
— А ведь французы так и поступали, — сказал я, — давали нам кредиты, но с условием, что мы будем защищать их интересы. Вроде помогали нам, а на деле — покупали со всеми потрохами…
— Эх, — закряхтел от досады барон Фредерикс, — как это подло! Во времена моей службы в Конном полку за такое можно было получить и вызов на дуэль. К счастью, государь круто поменял курс нашей внешней политики. В этом вопросе я полностью согласен с Петром Николаевичем. Будучи монархистом по своим убеждениям и свято веря в необходимость порядка и дисциплины, я считаю, что Россия должна поддерживать хорошие отношения с Германией. Эта страна, по моему твердому убеждению, служит последним оплотом монархической идеи — и мы нуждаемся в Германии не меньше, чем она в нас.
В свое время я допускал, что сблизиться с Францией Россию вынудила политика Берлина. Но наше сближение с республиканской страной имело целью заставить кайзера осознать недальновидность своей внешней политики. При этом я был убежден, что даже временный союз с Францией ни в коей мере не должен был ослаблять династические связи Берлина и Санкт-Петербурга.
Что же касается Британии, то она никогда не была и не будет верным союзником России. Цель англичан — вовлечь нас в войну с Германией, которая будет одинаково пагубна для обеих империй.
Следует также помнить, что вся антироссийская зараза попадает в нашу страну исключительно из Британии и Франции. Германия не позволяет нашим радикалам устраивать на своей территории сборища и создавать типографии, печатающие антиправительственные и антироссийские газеты и книги. При всех сложностях в наших взаимоотношениях с Германией, она никогда не опускалась до того, чтобы поддерживать тех, кто выступает за свержение самодержавия. А вот ни Франция, ни Англия на помощь нашей монархии не придут. Они будут только рады, если Россия станет республикой. Они прекрасно знают, что случилось с Самсоном, когда Далила его остригла.
Петр Николаевич Дурново, слушая эту пламенную речь министра императорского двора, согласно кивал. Потом он добавил:
— Борьба между Германией и Россией, независимо от ее исхода, глубоко нежелательна для обеих сторон. По моему глубокому убеждению, основанному на тщательном многолетнем изучении всех современных противогосударственных течений, в побежденной стране неминуемо разразится социальная революция, которая, силою вещей, перекинется и в страну-победительницу. Слишком уж многочисленны те каналы, которыми за много лет мирного сожительства незримо соединены обе страны, чтобы коренные социальные потрясения, разыгравшиеся в одной из них, не отразились бы и в другой. Что эти потрясения будут носить именно социальный, а не политический характер, — в этом не может быть никаких сомнений, и это не только в отношении России, но и в отношении Германии. Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия.
Я с интересом слушал рассуждения двух царских министров, удивляясь их прозорливости и предвидению того, что в действительности произошло с Россией в 1917 году. К большому сожалению, Николай II не принял всерьез их предостережения. Чем и погубил себя, свою семью и империю. Будем надеяться, что в этом варианте истории России ничего подобного не произойдет.
