– Да, по работе нужно было – оборудование смотрел.
– Ясно. Семен мне рассказал в двух словах про сон Миши, про то, как кто-то использовал его, Рыжего, внешность, про какого-то старика – в общем, все, о чем ты сам ему рассказал. Но я так и не поняла, что это за женщина снилась Мише, та, у которой были цифры на лбу?
– Я и сам пока не во всем не разобрался, – честно признался я, – и не все понимаю.
– Это ты-то? Ты же самый талантливый из нашей группы, – ее слова прозвучали без тени иронии.
– Спасибо, но это не так.
– В смысле? – не поняла Соня. – Ах, да… Ты про Клауса? Жаль его, конечно, но про мертвых или хорошо, или ничего, так что я промолчу.
Промолчал и я, но по другой причине. Не нужно было сейчас никому знать, что он жив. Даже, если бы сам Клаус не попросил меня об этом одолжении. Слишком много странного происходит в последние дни. Странного, запутанного и пугающего.
– Ты расскажешь мне эту долгую историю? – вывела меня из задумчивости девушка.
– При первой же возможности, – заверил я ее.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Хорошо. Значит, встречай нас с Семеном послезавтра утром – мы выезжаем завтра.
– Постелю ему на коврике в прихожей.
– Как раз для него.
– Я не смог дозвониться до него, обрадуй Рыжего сама.
– С огромным удовольствием.
– Тогда пока?
– Ты в порядке? – внезапно спросила Соня.
– Уже говорил.
– У тебя очень усталый голос.
– Я все расскажу, помнишь?
– Да, да… Тогда пока.
– До послезавтра.
– До встречи. Счастливой дороги, – пожелала она напоследок.
– Спасибо, – сказал я в уже отключенный телефон. Положил его в карман и вышел из тамбура, куда выходил для разговора. Пол под ногами вел себя, как пьяный, сбивая с шага и заставляя хвататься за поручни вдоль стен. Я купил у проводника чай и вернулся в купе.
Ноябрьский вечер вступил в свои права быстро и неотвратимо. В окне, через которое еще полчаса назад можно было наблюдать проплывающий пейзаж, сейчас отражался лишь свет настенных ламп, да собственное лицо. Похоже, я задремал, просто сидя на своем месте, на нижней полке. Сосед по купе читал какую-то книгу в мягкой обложке и лишь бросал на меня короткие взгляды, когда я выпадал из полудремы. Потом он снова возвращался к чтению, поправляя массивные очки на переносице. До границы было еще около трех часов. Или больше? Не уверен, а проверять – лень. Нет, не лень, просто сил нет вставать и выходить в коридор, чтобы посмотреть на расписание движения поезда. Нужно отдохнуть.
Опасаясь, что меня снова, помимо воли, затянет в какой-нибудь кошмар, я решил попробовать то, что обычно использую лишь во сне. Мне пришлось приложить огромные усилия, чтобы моментально не заснуть, едва я принял горизонтальное положение. Тем не менее, мне удалось сосредоточиться на предстоящем действии. Я отрешился. Отрешился от окружающего мира, от мерно покачивающегося вагона, от света лампы, от перестука колес… Я никто. Никто без мыслей и желаний. Я пустота. Я вакуум. У меня нет никаких эмоций. Я ничего не чувствую… Глухое забытье навалилось на меня и смяло несопротивляющееся сознание, как лист бумаги.
Несколько часов пролетело, как один миг. Меня разбудил голос проводника, громко предупреждавшего пассажиров вагона о скорой остановке на границе. Что же, прием, который используется Плетущими для маскировки в снах от тварей, питающихся человеческими эмоциями, сработал, потому что ни в каком сне я не был. Я отдохнул, а сонливость и тяжелая усталость наконец исчезли. Еще пару часов такого отдыха, и я буду, как новенький.
Пересечение границы со всеми проверками, как и в прошлый раз, заняло почти полтора часа. Все это время пришлось просидеть в купе, листая страницы невесть как оказавшегося в одном из карманов сумки журнала с кроссвордами позапрошлогодней давности.
Ну, вот граница осталась позади. До прибытия в Киев еще достаточно времени, чтобы я смог отдохнуть и набраться сил. Мое отношение к угрозе постороннего вмешательства в собственные сновидения было более чем серьезным, поэтому прежде чем «отключиться» от яви, забыться сном без сновидений, чтобы подарить сознанию столь желанный отдых, я проделал те же манипуляции, что и несколько часов назад. Но в последний момент собственное подсознание сыграло со мной злую шутку, подсунув яркие образы из сна о мертвом городе. И вместо того, чтобы погрузиться в бесчувствие на оставшееся до прибытия в Киев время, я снова оказался там, откуда с таким трудом выбрался.
Глава 4
… Хромая, я поднялся по ступеням и через дверной проем попал в коридор с белыми стенами. На полу – паркет, а на потолке горят обычные лампы в простеньких плафонах. Окон здесь не было. Оборачиваюсь. Клаус стоит на прежнем месте и с отрешенным видом смотрит в окно. Я пожал плечами и, придерживаясь рукой за стену слева, зашагал вперед. Через полтора десятка метров коридор под прямым углом повернул налево. Шатаясь от усталости, я прошел по нему до следующего поворота, но уже направо. Шел до самого конца, пока не попал в небольшую комнату. Равнодушно оглядел ее, но ни зеленой, ни какой-либо другой двери не увидел. С вялым интересом я посмотрел на единственное окно в стене. Мысли устало заворочались в голове, просчитывая мой маршрут от лестницы сюда. Сейчас я нахожусь в условном центре этажа, поэтому никаких окон здесь быть не может. Но оно есть. Вырублено в стене и закрыто обычной деревянной рамой с вставленным в нее обычным стеклом. Рядом с окном стоят два неудобных даже на вид деревянных стула с высокими спинками. У меня не осталось сил, чтобы удивляться, пугаться или злиться. Ноющая боль в ноге заставила пройти к стулу, но прежде чем опуститься в него, я, взявшись за ручки, распахнул настежь обе оконные створки. Сел. «Достал» сигарету и закурил, выпустив дым. Вместе с обычным городским шумом в окно ворвался свежий ветер и охладил кожу лица. Я снял шлем, подставив сквозняку мокрые волосы.
Снаружи раскинулся город. Красивый, зеленый и живой город. Окно выходило на небольшой, но уютный парк, в котором, покачивая пышными кронами, на ветру шумят деревья, в котором по аккуратным дорожкам, вымощенным светлым камнем, прогуливаются, не спеша, самые разные люди. Вдоль дорожек часто стоят скамейки, на некоторых из них сидят люди. Сразу за парком начинается озеро. Оно сверкает и искрится, отражая свет по-летнему яркого и высокого солнца. Вокруг парка стоят невысокие дома из красного кирпича. А где-то далеко за озером и протянувшейся слева направо реки видны другие здания. Они находятся уже по другую ее сторону, за виднеющимся мостом, по которому едут автомобили, грузовики и автобусы. И над всем этим простирается удивительной чистоты светло-голубое небо с редкими барашками белых облаков.
Я совершенно не задумываюсь о природе наблюдаемого явления. Я просто отдыхаю. Отдыхают мои глаза, уставшие от серо-бурого однообразия мертвого города. Отдыхают мои уши, жадно ловящие самые разнообразные звуки. Отдыхает мое обоняние, утомившееся от постоянно лезущей в нос и рот пыли. Отдыхает моя душа. Ледяное безразличие, охватившее меня, оттаивает под теплым ветром и солнечным светом. Но тоска сковывает сердце и сдавливает грудь. Лица друзей встают передо мной. Они смотрят на меня, хмурятся, смеются, ворчат, плачут, радуются, улыбаются… Хочу сказать им что-нибудь, но не могу подобрать слов, и они снова мелькают перед моим мысленным взором, но уже совсем другие: бледные, осунувшиеся, изможденные и смертельно уставшие лица. Последним дольше всех держится оно, с ярко-голубыми газами. Они смотрят на меня остановившимся взглядом и стекленеют… А я так и не убрал с ее лица упрямый светлый локон…
