Ничего. Все переживаемо. Рикки развернулась и ступила на кочку, потрогала палкой следующую, перепрыгнула на нее. Перевела взгляд на экран: фашисты приближались – надо поторопиться. Кочки тут невысокие, спрятаться негде, и она будет как на ладони.
Вскоре Рикки сообразила, что выбрала неудачный маршрут: замшелых кочек попадалось все меньше, она топала все больше по воде, предварительно прощупывая дно палкой. Шлепанцы увязали в иле, грозя потеряться. Иногда приходилось огибать озерца с черной водой по широкой дуге, отчаянье гнало вперед, напоминало, что она катастрофически не успевает.
Когда Рикки уже потеряла надежду выбраться или найти убежище, в глинистом холме замаячил грот, где можно спрятаться. Но, чтобы добраться туда, надо было переплыть озеро. Плыть она не спешила: неизвестно, что там живет, еще как утащит на дно. К спасению вела узкая дорожка из мха, туда Рикки и направилась. Осталось вброд перейти протоку, взобраться на кочку, откуда торчал рогоз, и юркнуть в грот.
На экране семь точек были все ближе, вот-вот они выберутся на обрыв, и тогда…
Рикки потыкала палкой в воду: глубоко, вязко, лучше не рисковать, а разогнаться и прыгнуть на кочку, вцепиться в мох и выползти на берег, к гроту. Расстояние в полтора метра она должна преодолеть без труда.
Рикки отошла на три шага назад – дальше было некуда, пробежалась на месте и рванула вперед. Но, когда она отталкивалась, опорная нога провалилась в мох, и Рикки плюхнулась в воду, попыталась нащупать дно, но стопы провалились в холодное, вязкое.
Сердце сковал страх, Рикки решила проплыть вперед, дернула руками и провалилась по шею. Неужели вот так по-дурацки закончится жизнь, в трех шагах от свободы? Подняв руки, Рикки потянулась к свисающим стеблям рогоза, ухватилась за пару, потянула за них и, о, счастье! Немного вылезла из трясины.
Не спешить. Медленно подтягиваться. Вот так, и еще немного. Теперь – ухватиться за пучок потолще, понадежней. Рикки протянула руку, и ее отбросило назад – стебли, за которые она держалась, оборвались и остались в руке, поднятой над головой.
Рикки зарыдала от отчаянья, потянулась к кочке и снова провалилась по шею в топь. Вязкая жижа холодила ноги, обволакивала, тянула, тянула вглубь. Вот вода достигла подбородка – Рикки задрала голову. Вот коснулась губ…
– Мамочки, – пролепетала она.
Еще пара минут, и тина набьется в легкие, трясина утащит на дно, погребет под тоннами зловонной жижи.
– Помогите! – изо всех сил заорала Рикки. – На помощь, люди! Тону!
Она была согласна даже на фашистов, лишь бы не тонуть, не задыхаться…
Вода поднялась по ноздри. Понимая, что не надо этого делать, Рикки забилась в панике и погрузилась в топь по голову. Задержала дыхание, зашлепала ладонью по воде, понимая, что это ничего не даст: даже если ее услышали, теперь попросту не заметят.
Но инстинкт самосохранения, полностью подчинивший разум, заставлял бороться до последнего.
Глава 14
Начало штурма
– Помогите! – донесся звонкий женский крик. – На помощь, люди! Тону!
Арамис вздрогнул. Кричали совсем рядом. Может, метрах в ста.
– Что это? – вскинула брови Марьяна и невольно зашагала на крик.
Чукча остановил ее:
– Ты прям, как девочка. Непонятно, что ли: мимикрант заманивает…
Дым и его мутант, стоявшие неподвижно, рванули вперед, туда, где редел лес.
– Скорее, – проговорил Дым на бегу. – Это человек, ему нужна помощь.
Арамис не стал задавать вопросов: Дыму виднее, он ведь телепат. Помчал вслед за ним и кукловодом, съехал на заднице с глинистого обрыва. К тому времени Дым уже спустился, достиг мшистой кочки и сиганул в воду, где надувались пузыри. Вынырнул, помахал рукой. Мутант Нико сломал длинный прут и протянул напарнику, лег на живот, упершись ногами в мох.
Дым снова погрузился под воду и вынырнул – мокрый, с гнилой травой на голове – ухватился за прут. Арамис уселся на ноги мутанта, чтоб его не затянуло в болото. Нико тащил прут, Дым за ворот поднимал над водой обмякшую девушку с розовой челкой.
– Черт, не успели, – заполошно дыша, над ухом проговорила Марьяна. – Она тины нахлебалась, легкие забились.
– Тина ниже, наверху – вода, – проговорил Дым, одной рукой вцепился в рогоз, второй подал девушку Арамису.
Вместе с Моджахедом он вытащил ее на бугор. Марьяна тотчас всех разогнала, оставила только Арамиса, встала на одно колено и велела:
– Подними ее, положи солнечным сплетением на мою коленку.
Арамис исполнил приказ, Марьяна надавила на спину девушки, и из ее рта хлынула вода.
– Хорошо, – проговорила она, перевернула утопленницу на спину, запрокинула ее голову и принялась делать искусственное дыхание, надавливая на грудную клетку в области сердца.
Не прошло и минуты, как девушка захрипела, закашлялась, выплевывая остатки воды, перевернулась на бок и открыла глаза.
Чукча шумно поскреб в затылке и сказал:
– Откуда в Зоне ребенок?
– Все оттуда же, из концлагеря, – проговорила Марьяна, склонилась над девочкой: – Ты как, живая?
– Хэ зэ, – прохрипела спасенная, пытаясь уползти в рогоз.
– Не бойся, мы не причиним тебе зла, – продолжила Марьяна.
Девочка, наконец, сообразила, что чуть не умерла, всхлипнула и разрыдалась.
– Отпустите меня, – прорывалось между рыданиями. – Я не хочу на опыты. Я никому ничего не скажу! Люди вы или нет?
– Они мучают даже детей? – возмутился Боров. – У меня дочка такая же, черт, сволочи.
Марьяна уложила девочку на колени, пока та рыдала, гладила ее по голове и объясняла:
– Понимаешь, натовцы отбирают сотрудников, у которых, как бы это сказать… В общем, обиженных на весь мир. Мы для них не люди – просто инструмент, объекты. Самое мерзкое, что натовцы не отсвечивают, всю грязную работу делают их верные псы. Кстати, граждан России среди них почти нет: грузины, украинцы, прибалты.
Арамису вспомнилась Пани Яна. Она украинка, вот, откуда акцент! Панночка – не простой сталкер, а натовский сотрудник, который поставляет амерам биологический материал, и Сокол так попался! Интересно, он еще жив?
Дым, который топтался неподалеку, уселся рядом с девушкой, тронул ее за плечо:
– Извини, мне очень нужно знать. Ты видела других заключенных?
Вытирая нос предплечьем, спасенная села, судорожно вздохнула и пролепетала:
– Да, но не всех, некоторых держат в закрытых боксах. Мужчин отдельно от женщин.
Встав на четвереньки, она задрала мокрую пижаму. И Арамис невольно сжал кулаки: всю ее спину покрывали розовые шрамы.
– Еще на животе есть, – сказала девочка. – Печенку резали, смотрели, отрастет ли назад, если дать мне какую-то фигню. Отросла.
