При этом она обшаривает взглядом столовую, глядя куда угодно, только не на меня.
Мне невыносимо это молчание, но в то же время я замечаю, что Тима меня притягивает, по крайней мере, пробуждает любопытство. Поскольку она – одна из нас.
– А вы, вообще-то, как давно здесь живете?
Вопрос звучит не совсем естественно, но это лучшее, что я могу придумать. Тима не из тех, с кем легко общаться. Сейчас она выглядит напряженной, и я понимаю, что она старается закрыться от меня. В ней вдруг вспыхивает легкая паника – нечто вроде маленького огонька, – она как бы взвешивает последствия. Но тут же берет себя в руки.
– Мне не хочется думать об этом. Я здесь очутилась, когда мне было, наверное, лет девять. – Тима умолкает и откусывает микроскопический кусочек тоста.
– Ну а откуда ты? – не отстаю я.
Тима начинает вертеть тост в руках, ломает его на все более и более мелкие куски.
– Полагаю, ты не здесь родилась? – Я пытаюсь втянуть ее в разговор.
Тима вздыхает, разочарованная тем, что ей приходится говорить, но в то же самое время я чувствую, что ей отчаянно хочется поболтать со мной, с кем угодно.
И терпеливо жду.
– Меня подобрали симпы где-то в северной части штата Нью-Йорк. Сначала я жила в посольском приюте для сирот, с другими отсевками. Это… это было не слишком радостно. Там случались всякие дурные вещи, но нам просто некуда было больше пойти. – Тима быстро моргает несколько раз. – Я… я то и дело попадала в неприятности. А потом кто-то заметил мое запястье и сообщил властям. Ну вот, теперь ты знаешь. – Она пожимает плечами. – Сразу явились симпы и притащили меня сюда.
– Должно быть, здесь все-таки было лучше?
– Нет, на самом деле куда хуже. – Тима поднимает взгляд от горы крошек на своей тарелке, и я вижу, что она борется с подступающими слезами.
Старается не вспоминать, но отчаянно хочет, чтобы кто-нибудь еще узнал обо всем. Хочет поделиться опытом.
Тима неловко тянется ко мне, сжимает мою руку. Она хочет, чтобы я все увидела. Потому что для Тимы, как ни для кого другого, это проще и не так болезненно, как излагать все в словах.
У меня перед глазами расползается туман, я вижу себя в кабине для испытаний рядом с Тимой. Я наблюдаю. Тима сидит в каком-то металлическом кресле, одна в комнате с белыми стенами, яркими флуоресцентными лампами и бетонным полом. Кресло повернуто к большому экрану на противоположной стороне, на котором видна точно такая же комната, где есть лишь стол с лежащим на нем шприцем.
Тима выглядит намного моложе. Она сидит в кресле, скрестив ноги, наклонившись вперед, положив голову на колени. Ладони она прижала ко лбу, как в молитве.
Ее хрупкое тело почти затерялось в простых белых штанах и белой футболке. Закрыв глаза, Тима слегка раскачивается. Я вижу, что ее только что привели сюда и она не понимает, что происходит. Она выглядит такой ранимой – как птенец, выпавший из гнезда до того, как научился летать.
В комнату входит Каталлус, он приносит с собой стул и садится перед Тимой. Я чувствую, как внутренне сжимаюсь, отшатываюсь.
– Привет, Тимора.
Тима напрягается. Она перестает раскачиваться, но не поднимает головы.
– Ты не против, если я буду называть тебя так?
Тима сидит совершенно неподвижно.
– Я уверен, тебе понравится твой новый дом. Здесь куда лучше, чем в сиротском приюте. И уж точно кормят вкуснее, надеюсь. – Он улыбается и касается руки Тимы. Она съеживается от страха. – Тимора, я уверен, ты пытаешься понять, зачем ты здесь. Я не могу сказать тебе всего, но мы постоянно ищем детей с… ну, скажем, с особенными качествами. Когда я увидел сообщения из Посольства в Нью-Йорке о том, что в одном из приютов возникают разные проблемы из-за чрезвычайно умного ребенка с некими необычными свойствами, я просто должен был лично с тобой повидаться.
Тима качает головой, почти незаметно, как будто уже знает, к чему идет дело.
– Видишь ли, мы думаем, что ты можешь представлять интерес для Посольства, как некая ценность, предположим. И потому мы хотим, чтобы ты пожила какое-то время у нас. Но нам сначала нужно кое-что проверить. Надеюсь, ты не возражаешь.
В комнату входит симпа со щенком в руках. Это помесь терьера невесть с кем, явно недокормленный, но полный энергии.
Тима слышит повизгивание и дыхание собаки и открывает глаза, но не поднимает взгляда.
– Тима, это Брут. Мы нашли его рядом со стройкой. Как видишь, его не слишком баловали.
Тима медленно поднимает голову и смотрит на собаку. Светло-рыжая шерсть. Нервное существо в руках симпы. Испуганные глаза. Сердце Тимы начинает биться быстрее, глаза слегка расширяются.
– К несчастью, у нас нет возможности заботиться о Бруте. А значит, нам придется его усыпить.
Лицо Тимы искажается от ужаса.
– Нет, – шепчет она. И садится прямо. – Нет, пожалуйста.
Ее глаза стремительно обегают комнату, как будто она ищет путь к бегству.
Каталлус грустно улыбается:
– Мне очень жаль. Неси его туда.
Полковник кивает солдату, и тот уносит щенка в соседнюю комнату. Симпа личным жетоном открывает дверь, и та сама запирается за ним. На экране видно, как он привязывает собаку к столу и готовит шприц.
– Нет! – кричит Тима.
Каталлус отскакивает, испуганный внезапным звуком.
Девушка спрыгивает с кресла, бросается к полковнику, оскалившись, и срывает с него личный жетон.
Каталлус, вытаращив глаза, падает.
Тима врывается в соседнюю комнату.
Симпа уже держит шприц с ядом над дрожащим Брутом.
– Пошел вон!
Девушка подбегает к столу, хватает извивающегося пса и забивается в угол, прижимая его к себе и тяжело дыша.
Солдат нажимает какую-то кнопку и подходит к Тиме, чтобы отобрать собаку.
– Нет! – снова кричит та, еще громче.
Лампы ярко вспыхивают, а симпа летит спиной вперед к дальней стене.
Через несколько мгновений в комнату осторожно входит Каталлус, он видит в углу Тиму, а у нее на руках – спящего Брута. В комнате стоит запах сгоревшей электрической проводки. Полковник тянется к девушке и собаке, но замирает, когда Тима поднимает голову.
Каталлус улыбается:
– Ну, это очень интересно. И даже полезно. Угроза заставляет создать защитный барьер. И довольно мощный. – Он склоняет голову набок, разглядывая Тиму и собаку. Потом смотрит на лежащего без сознания солдата. – Знаешь, думаю, я позволю тебе самой заботиться о Бруте. – Полковник разворачивается и уходит.
Тима продолжает сидеть в углу, глубоко дыша, рассеянно почесывая Брута за ухом.
