Я спустился в подвал, достал из запасников бутылку вермута и поднялся обратно. А вскоре пришли Комочков с Марковым, а за ними и Ксения с Барсуковыми. Мы снова были все вместе.
– Ужасное зрелище! – первой поделилась своими впечатлениями от похорон Ксюша. – И все это в двадцать первом веке. Куда президент смотрит?
– В карманы олигархов, не перепадет ли еще чего, – усмехнулся Комочков.
– Все они только болтать горазды, – заметил Сеня. – А на деле обирают Россию до нитки и готовы расчленить ее на куски. Но о народе поют грамотно.
– Да и со свечками любят покрасоваться, – добавила Маша.
– Бросьте! – отмахнулся Марков. – Что двадцатый первый век, что пятнадцатый – какая разница? Человек остается самим собой во все времена. Жадность, зависть и подлость. Что наверху, что внизу пирамиды. Наливай! – протянул он мне свой бокал. – Чего раззявился?
Потом мы сели обедать. Но я так и не успел попробовать кушанья Милены, поскольку в наружную дверь постучали. Меня ждал очередной сюрприз. На крыльце стоял местный учитель – Клемент Морисович Кох, которого я меньше всего ожидал увидеть у себя дома.
– Проходите, пообедаем вместе, – сказал я.
– Нет, спасибо, – поспешно ответил он, испытывая некую неловкость. – У меня к вам конфиденциальное дело.
– Весь внимание.
– Давайте пройдемся, если это вас, конечно, не затруднит.
Мы вышли с ним на улицу, а потом свернули вниз, в сторону болота и березовой рощицы. Клемент Морисович смущенно молчал, ведя меня явно к Волшебному камню. Уж не хочет ли утопить в болоте? Но я чувствовал, что он должен сказать мне что-то очень важное, поэтому не торопил с началом разговора. Наконец мы выбрались на площадку, где лежал этот чудесный осколок метеорита.
– Здесь мое любимое место, – произнес Кох. – Думается как-то лучше. Уносишься, знаете ли, в мечты…
– Некоторые утверждают, что все это – следствие болотных газов, скопившихся где-то неподалеку, – сказал я, а сам подумал: «Не приводила ли и его сюда Девушка-Ночь?»
– А вот Александр Генрихович считает, что под этим камнем сокрыта бессмертная голова Лернейской гидры, – усмехнулся учитель. – Глупость, конечно. Всем нам хочется верить в какой-то свой миф, близкий по духу.
– А Намцевичу близки гидры, тифоны, химеры и ехидны.
– Они тоже жители нашего мира, как и феи, эльфы, ангелы. А я вот думаю, что сам камень – это сакральный кладезь тайных метафизических знаний и откровений. Который тысячелетиями безуспешно ищут люди по всей земле. Но он здесь, в России, в этом поселке. А может быть, он – средоточие русской души? Со всеми ее плюсами и минусами.
– Интересная мысль. Вы – философ-романтик?
– Я простой репетитор у сына местного нувориша. Но я, собственно, в данном случае обычный почтальон, – тут Клемент Морисович тягостно вздохнул: – Вам письмо.
Он протянул мне незапечатанный конверт.
– Это от Валерии, – добавил Кох. И вновь последовал едва слышный вздох. «Трудную миссию он на себя взял, – подумал я. – Если учесть, что любит эту девушку».
– Вы знакомы с содержанием письма? – спросил я на всякий случай.
– Что вы! Как вы могли такое подумать? – взмахнул он руками. – Если бы она желала, то не преминула бы сама сказать об этом. А так… нет, ни в коем случае!
Я углубился в чтение. В послании было всего несколько фраз: «Если вам дорога ваша жизнь и жизнь ваших друзей, то вы должны попытаться сегодняшней же ночью пробраться в замок и встретиться со мной. Вы знаете, где меня найти. Промедление недопустимо. Условным сигналом будут четыре коротких удара в мою дверь. Я буду ждать вас и не спать всю ночь».
– Вы можете сказать, что здесь вообще происходит? – спросил я, убирая письмо в карман.
– Больше я ничего не могу добавить, – ответил учитель, на его бледных скулах вдруг заиграл нездоровый румянец. – Поскольку это касается других людей. У меня такое правило. Не вмешиваться.
– Правило теплохладных. О, если бы ты был холоден или горяч! Помните эти евангельские слова?
– У меня отличная память.
– Но хотя бы кто такая Валерия?
– И об этом я не вправе вам говорить. Если она пожелает, вы узнаете об этом от нее самой. Но зато я могу сообщить вам другое, что касается непосредственно вас. Речь идет о том спиритическом сеансе у Дрынова.
– Когда меня чуть не убило электрическим током?
– Вот-вот… я об этих проводах. Я догадываюсь, кто подложил их на спинку вашего кресла. Этот человек находился тогда среди нас. Я не знаю причин, почему он собирался это сделать, и не могу пока назвать вам его имя, поскольку мне надо еще раз все тщательно проверить, но поверьте, это происшествие меня сильно расстроило, так как я относился к этому человеку со всем уважением.
«Меня бы это происшествие, будь оно доведено до конца, расстроило бы еще больше», – подумал я. Но мне был симпатичен этот голубоглазый юноша с легким пушком на подбородке, сочинивший себе какие-то старомодные правила, от которых не мог отступить ни на шаг. Он очень напоминал разорившегося дворянина, занесенного сюда из девятнадцатого века и вынужденного учить недорослей помещиков-самодуров.
– Через несколько дней я назову вам имя человека, – продолжил Клемент Морисович. – А пока прощайте! Честь имею.
– Постойте! – задержал его я, собравшись с духом: – Еще одно. Вы любите Валерию?
Он даже не повернулся. Просто махнул рукой и пошел прочь. А я, посидев еще немного на Волшебном камне и перечитав послание, поспешил к Ермольнику, чтобы договориться с ним о ночной вылазке в особняк Намцевича.
Глава 8. В замке
Не знаю, поступил ли я правильно, решившись отправиться ночью в особняк Намцевича и не предупредив об этом своих друзей. Но послание Валерии было адресовано лично мне, и никому иному. У меня тоже есть свои правила поведения и кодекс чести. Но почему именно я вызвал ее столь пристальное внимание? Здесь тоже была загадка, хотя в глубине души я надеялся, что Валерия просто прониклась ко мне неожиданной симпатией, а возможно – сердце мое трепетало – даже внезапной любовью с первого взгляда. Правда, как раз в первый-то раз она меня в упор не заметила.
Дождавшись, когда Милена уснет, я выскользнул из постели, оделся в темноте и осторожно прошел через зал в первую комнату, где был выход во двор, который, как сторожевой пес, охранял Марков. И хотя ступал я почти бесшумно, он тотчас же вскинул от подушки голову:
– Ты куда?
– Пройдусь немного, – уклонился я от прямого ответа. – Голова побаливает.
– Врешь. И я с тобой.
– Спи, спи… Я ненадолго.
– Пистолет дать?
– Не надо. – У меня с собой и так было кое-что из моих пиротехнических устройств. Не зная, что меня ждет в особняке, я на всякий случай захватил несколько «подарков» для Намцевича и его нукеров.
