– А кто вам сказал, что его вообще убили? – произнес вдруг Марков. – Ну а если предположить, что ему просто надоело здесь, и он уехал? Все наши прошлые доводы основывались на том, что в могиле лежит труп деда. Да, у него были здесь враги, желавшие смерти, были и мотивы. Но нет главного – самого покойника.
Мы замолчали, обдумывая эту неожиданную версию. Но она была слишком невероятна. Вот так уехать, бросив здесь все? Дом, больных, которые стекались к нему со всего уезда, со всей России, даже свои драгоценные тетрадки? И, кроме того, была еще одна причина, по которой он не мог покинуть поселок: Валерия. Нет, невозможно. А зачем ему тогда расставаться со своим перстнем? Мне был ближе ход рассуждений Комочкова. И чтобы опровергнуть версию Маркова, пришлось рассказать им о последнем увлечении деда, о его молодой жене.
– Старый ловелас, – хмыкнул Егор. – Тогда, конечно, это меняет дело. Теперь меня интересует другое: кто же похитил из могилы этот злополучный перстень?
– Тот, кто и убил деда, – предположил я.
– А какую ценность он представляет?
– Огромную. Магическую.
– А в рублях? Если перевести на язык цифр?
– Ну, не знаю.
В это время в комнату заглянул Сеня Барсуков. Выглядел он более бодро, чем в последние дни, когда постоянная хмурость не сходила с его лица. Я даже порадовался, что он возвращается в свой привычный образ.
– Ты же поседел! – удивился он. Я лишь развел руками, ничего не объясняя.
– Припасы кончаются, – напомнил Марков.
– Так надо разжиться где-нибудь хотя бы мукой, крупами, – сказал Комочков.
– Все это есть у тетушки Краб, – ответил я. – Придется потрясти старушку. Она встает рано, предлагаю пойти всем вместе.
Возражений не последовало, и мы вышли из дома, оставив наших женщин досматривать последние утренние сны. Я подметил одну особенность поселка: здесь и погода и настроение менялись довольно быстро. Сейчас вовсю светило ласковое солнце, обещая светлый и жаркий день, а ведь предрассветное небо было затянуто темными тучами, и скопившийся в невидимых резервуарах дождь готов был хлынуть на землю. Ночью я испытал сильные потрясения, чуть не разбился насмерть, даже преждевременная седина тронула мои волосы, а теперь я беззаботно шел по улице вместе с друзьями, как в прежние времена. И мы весело болтали о пустяках и просто радовались свету, теплу, тому, что будет и новый день, и новая неизбежная удача в жизни, и новые испытания в ней. Здесь смешное и трагическое, глубинное и легкое, мимолетное и вечное мирно (ну, почти мирно) соседствовали. И еще мне казалось, что поселок является огромным театром, где перемешались и актеры, и зрители, и даже сами авторы драматического (трагикомического?) спектакля и где мне отведена одна из главных ролей.
Дверь в дом тетушки Краб была заперта изнутри, и сколько я ни стучал, ответом мне была тишина. Я обошел вокруг, пытаясь заглянуть в окна, но они были занавешены шторами и затворены на шпингалеты. Я побарабанил и по стеклам, но и это не принесло никакого толку.
– Что будем делать? – спросил Комочков.
– Не знаю. Не нравится мне все это, – ответил я и рассказал друзьям о ее ночных страхах.
– Может быть, ее удар хватил? – предположил Барсуков.
– Надо ломать дверь, – решительно произнес Марков. – Вадим прав, здесь дело нечистое.
– Зачем же сразу дверь? Лучше окно, – посоветовал Комочков. – Вон, разобьем форточку…
Марков посмотрел на фрамугу, потом подтащил к окну деревянный чурбан и встал на него.
– Покажу вам, как это делают воры-домушники, – сказал он. – Запоминайте, пригодится.
Мы еще не успели ничего сообразить, как Егор резко ударил локтем по форточке, вытащил осколки стекла, бросив их на землю, а затем, каким-то непостижимым образом, словно змея, вполз в узкое пространство и нырнул внутрь дома. Мы услышали только мягкий шлепок упавшего тела.
– Классно! – заметил Сеня. – Он и в замочную скважину пролезет. Ему надо премию выписать.
– Сейчас ему тетушка выпишет… ухватом, – сказал Комочков. – Чего это он там застрял?
Прошло минуты три напряженного ожидания. Наконец щелкнули шпингалеты, окно открылось, показалось лицо Маркова. Оно было очень серьезным.
– Коля, беги за полицаем, – мрачно произнес он. Потом посмотрел на меня и добавил: – Доктор уже не нужен…
Когда Марков открыл нам дверь и мы с Сеней вошли в комнату, то нашим глазам предстала страшная картина. Тетушка Краб лежала на кровати, полураздетая, а горло ее было перерезано от уха до уха. Эта зияющая кровавая рана напоминала огромный рот. Я услышал, как Сеня Барсуков, издавая булькающие, утробные звуки, выбежал из комнаты. А сам я не мог оторвать взгляда от воскового лица тетушки Краб. Марков нагнулся и поднял что-то с пола – сверкнуло лезвие.
– Бритва «Золинген», – произнес он. – Вот с помощью этого… – Фразу он так и не окончил.
– Как же убийца мог выбраться из дома, если здесь все было закрыто? – спросил я, а голос мой показался мне чужим. – И дверь и окна… Неужели она сама… покончила с собой?
– Не исключено, – ответил Марков, расхаживая по комнате. – Но очень сомнительно. Чтобы нанести такую страшную рану, перерезав артерии, нужна недюжинная сноровка. Самоубийцы так не кончают. Тем более деревенские женщины. Чего проще – возьми веревку… или эссенцию. Кроме того… – Он подошел к трупу, потом оглянулся на меня. – Язык.
– Что «язык»? – не понял я.
– Отрезан. Ты смог бы сам с собой совершить такое?
Сейчас, услышав его слова, я захотел выбежать из комнаты вслед за Барсуковым. Все это было слишком ужасно, чтобы быть правдой. А Марков продолжал опрос, хладнокровно роняя слова:
– Ты видел у нее когда-нибудь эту бритву?
– Нет, – ответил я. – Но знаю, кому она принадлежала.
– Деду?
– Да. Она знакома мне еще с детства. Наверное, тетушка хранила ее как память о нем.
– Лучше бы она выбросила ее на помойку. Но, значит, и убийца знал, где лежит бритва. Это сделал кто-то из ее близких, потому что она не стала особенно наряжаться, встречая гостя. И произошло это, скорее всего, ночью.
– Снова маньяк?
– Нет, Вадим. Тут орудует еще кто-то. Маньяк уже дважды оставлял свои опознавательные знаки. Сделал бы это и сейчас. Но как убийца смог выбраться из запертого дома? Ума не приложу.
– Может быть, через чердак?
– Пошли, поглядим.
Мы забрались по шаткой лестнице наверх и подошли к небольшому окошку, в котором не было стекла. Марков высунулся наружу.
– Прыгать отсюда довольно-таки высоко. Да и следов внизу не видно. Хотя… он мог воспользоваться приставной лестницей.
– У тетушки ее не было, – возразил я.
– Тогда он дьявольски ловок, – отозвался Марков. – Просто акробат какой-то.
