Наконец машинка подъехала к госпиталю. Сквозь кованые ворота был виден широкий двор, заставленный одинаковыми брезентовыми палатками. В глубине светлело небольшое двухэтажное здание. И больше никаких капитальных построек, не считая будки охраны да еще пары деревянных сортиров и сарая.
Здесь Степан решил играть роль в полную силу. Он зажмурил глаза и поклялся себе их не открывать, чтобы не расколоться на какой-нибудь мелочи.
Послышались новые голоса, приветствия, знакомое «Здорово, застава»… Степана взяли под локоть, повели. Попросили документы, поинтересовались, сможет ли он сам раздеться.
Наконец уложили на койку в палатке. Пришел врач, осмотрел ожоги, дал указания фельдшеру обработать кожу мазью. Спросил, может ли Степан открыть глаза. Тот помотал головой и пожаловался на боль.
Пока все шло по плану.
И все равно Степана не покидало чувство, что этот балаган вот-вот раскроется самым нелепым и непредсказуемым образом.
– Я посплю, можно? – спросил он.
– Не можно, а нужно. Спать, господин штабс-капитан, – это ваше основное занятие на ближайшие три – пять дней.
«Вот опять недоработка… – мелькнула мысль. – Как у них правильно обращаться – господин или товарищ?»
Потом была мазь с травяным запахом, пара стаканчиков какого-то терпкого настоя, и наконец все ушли.
Дождавшись, когда вокруг окончательно стихнет шум, Степан наконец приоткрыл глаза. Оказалось, изображать незрячего – утомительное занятие.
Он осторожно осмотрелся. Его поместили в четырехместную палатку, где больше никого не было.
«И слава богу. Не хватало мне только какого-нибудь болтуна в соседи, который быстро меня раскусит».
Он провалялся около часа, думая, как выдержать столько дней абсолютного безделья. Даже книжку не почитать. Может, заняться физкультурой, поприседать, покачать пресс – живот подтянуть, кстати…
Только неизвестно, как к этому отнесутся здешние целители. Вроде этот яд должен угнетать физическую активность. С физкультурой это не вяжется, что и говорить.
Степан наконец заснул. Его бесцеремонно разбудили, когда пришло время ужина. Дали две кружки – в одной каша, в другой – какое-то питье. От помощи Степан отказался, кормиться с чужих рук он не хотел.
Потом – снова мазь, настой. На ночь фельдшер замотал ему голову марлей, чтобы не обтирать целебный состав о подушку.
– До горшка-то дойти сил хватает? – поинтересовался он перед уходом.
– На это уж всегда хватит.
– Не скажи. Мне вот сейчас из-под двоих бедолаг утки доставать.
– Неприятно, наверно?
– А что делать?
И снова Степан легко заснул. Возможно, причина этого заключалась в стаканчике с терпким питьем.
Утром после завтрака случилось волнующее событие: визит инспектора из оперативного бюро. Впрочем, волновался Степан зря – все прошло очень легко.
Фельдшер снял бинт с лица и откинул полог палатки, открывая доступ свету.
– Ваш боец?
– Точно, наш. Знаю его, Борька Зайцев, капитан. Даже кровь проверять не буду.
– Вещи, документы, оружие – забираете?
– Да пускай у вас лежат. Напугали вы меня, ребята. Я уж подумал, вы меня труп опознавать позвали. Ау, Борис, слышишь меня?
Степан проворчал что-то и попытался отвернуться от света, к стене.
– Он еще пару дней такой квелый будет, – пояснил медик.
– Ну, лечите парня добросовестно, он нам еще пригодится. Пошел я, удачи.
– Бывай-послужим.
Фельдшер остался, чтобы в очередной раз испачкать Степана мазью.
– Слышь, капитан, а ожоги-то проходят, – удивился он. – Ты, считай, легко отделался. На ночь поставим компресс, а завтра начинай помаленьку глаза открывать.
– Вы меня сразу выпишете? – сорвалось у Степана.
– Да нет, лежи, отдыхай, если хочешь… Только скучно у нас. Ребята обычно к своим скорей торопятся.
Степан что-то пробурчал. Он только что сообразил, что проявил подозрительную бодрость, вступив в разговор из полусонного состояния.
В очередной раз он ненадолго заснул. Разбудил его непонятный шорох. Рядом кто-то был.
Очень осторожно, стараясь не выдать себя, Степан приоткрыл один глаз.
И тут он увидел такое, от чего чуть не вскрикнул в испуге.
Возле выхода стоял человек, он осторожно переливал содержимое ночного горшка в ведро.
Тело его было странным образом опухшим и перекошенным. Сквозь широкую серую рубаху проступали продолговатые бугры толщиной, наверно, с ногу взрослого человека. Они даже ветвились, напоминая корни старого дуба.
И что самое страшное – они шевелились, дрожали и пульсировали, словно огромные черви.
Степана холодный пот прошиб. Он ко всякому был готов, но не к тому, что в палатку заглянет такое вот чудовище. При этом он был уверен, что это не болезнь, не уродство, а что-то совсем другое – зловещее и нечеловеческое.
Человек вдруг поставил ведро, быстро сунул руку под рубаху и начал чесать себя широкими частыми движениями – словно белье на доске стирал.
И снова Степана пробила испарина – из-под рубахи раздался крысиный писк.
Он лежал, боясь дышать. Ему была страшна сама мысль, что жуткий гость обратит на него хоть какое-то внимание.
Но тот взял ведро и ушел.
Степан протяжно выдохнул. Он бы отсыпал горсть своих золотых запасов, чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах это чудище не подходило к нему ближе километра.
День прошел сонно и бестолково, впрочем, другого ожидать было бы глупо.
А вечером случилось то, чего Степан и боялся.
* * *
– Здорово, застава! Гостей принимаешь?
В проходе стоял щуплый парень с рюкзаком на плече. Рыжие волосы выбивались из-под берета, лицо светилось бесшабашной улыбкой.
Степан как стоял, так и замер.
Гость застал его в тот момент, когда он поднялся с кровати и разминался после очередного пробуждения.
Степан смотрел прямо на него – бодренький, как огурчик. Он просто не успел притвориться слепым и слабым.
– Меня сюда определили на процедуры, – пояснил парень. Потом небрежно отдал честь и выпалил: – Ротный старшина Максим Егоров, служба огневого обеспечения дивизиона!
– Э-э… Борис. Борис Зайцев, штабс-капитан. – Про оперативное бюро он уточнять не стал. Брат доходчиво пояснил, что светить без дела свою воинскую профессию у них не принято.
– Ух ты. Давно вы тут, товарищ капитан?
– Пару дней.
«Все-таки товарищ. Надо запомнить».
