– Я отказываюсь, – взлетела и опустилась коса над лысой головой. Гюрза встал и вскинул рюкзак на плечо.
– Гюрза, тебе вдруг не нужны деньги? – Головастик, сняв очки, протирал их с таким усилием, будто пытался выдавить толстые стекла.
– Это слишком большие деньги для меня. И от них разит падшими. Что-то здесь не то… Такие деньги за смерть какого-то удачливого ходока не платятся. И почему в Москве? Таманцы на выходе с ним сделают что угодно, в чем смысл? Вы что-то недоговариваете, а я все еще надеюсь уйти на покой. Как все люди. И пожить в свое удовольствие, а не оставить родственникам наследство. Не заслужили.
– Он уже пытался выйти, – вмешался Мустафа. – Стрельцов уже пытался, и таманцы не смогли его остановить. Семеро погибли, а Стрельцов вернулся в Москву. У него нет спецподготовки, но, судя по записям видеокамер, он очень быстр, невероятно везуч и был смертельно ранен.
– Что значит «был»? – занервничал Дацик.
– Это значит, что сейчас его раны перестали быть смертельными.
– Значит, у него был артефакт от падших. Он вооружен? – Кажется, Зингера мало заинтересовал тот факт, что, оказывается, раны могут быть смертельными и одновременно не приводить к смерти.
– Керамический пистолет, две обоймы.
– Негусто. Может, его уже достал кто-то без нас? – Гюрзе явно не хотелось в Москву.
– За ним следят, он жив и, по последним данным, находится в сотне метров от Периметра.
– Когда едем на базу? – Энерджайзера этот разговор уже начал доставать.
– Прямо сейчас.
Когда мини-вэн, припаркованный у ресторана, тронулся в сторону развязки, он проседал, как и положено вести себя тяжелогруженым автомобилям. Мустафа и пятеро его крепких гостей весили не меньше семисот килограммов.
Сергей Николаевич с ними не поехал. Пошел пешком. Он никогда бы в этом не признавался, но это был тот редкий случай в его практике, когда ему не хотелось быть с группой. И дело не в том, что каждый из этой пятерки был в списке разыскиваемых. Надо бы радоваться, что бойцы его службы останутся по эту сторону Периметра.
Сергей Николаевич, которого на самом деле звали совершенно иначе, остро чувствовал желание демобилизоваться. По крайней мере он сделал все, что мог. У Стрельцова будет шанс.
Сергею Николаевичу повезло. Мало кому из профессионалов выпадает удача умереть в тот момент, когда он осознает, что сделал все, что было в его силах. В последний момент службист даже успел заметить блик оптики.
Глава двадцатая
Муравей на цевье
Иногда свобода – это возможность просто закрыть за собой дверь на ключ.
Главная тайна Тортиллы
Шесть комнат с кондиционерами, мини-барами и кроватями king-size, общая столовая с огромным столом. Ни двухъярусных коек, ни дневального на тумбочке. Им нужно было провести здесь всего два дня, но казарма остается казармой, даже если она честно заслуживает трех звезд.
За стеклопакетом беззвучно шла рота – огромной гусеницей, не чувствующей ни себя, ни того, что вокруг. Бойцы возвращались с караула в казармы, маршировали с закрытыми глазами, судя по раскрывающимся и закрывающимся в такт ртам, умудрялись тащить за собой строевую песню. Лис не выдержал и открыл непроницаемое окно. Так и есть – «По долинам и по взгорьям» рокотала, отражаясь от брусчатки, рассыпалась по сторонам – знай, кто идет.
Давно нет СССР, но не изменилось ничего. С расстояния в двести метров уже не понять, что за форма, – уже давно не пришивают блестящие пуговицы на китель, и не разобрать, что на погонах, нет под горлом белой линии «подшивы», вместо пилоток раскачиваются козырьки кепок… все равно все так же тянут носок, и правая рука замерзла у ремня автомата, а левая рубит воздух. Все так же все сводится к тому, чтобы взять новобранца, сломать, сплющить, чтобы потом из почти уже мертвых кусков собрать новое, послушное, чтобы вот так – с закрытыми глазами двигалось в нужном направлении, двигалось, не замечая потерь, с остервенением зомби вгрызаясь в каждого, кто попытается его остановить.
Над плацем, как же без него, – флаг. Прожектор освещает его снизу вверх, чтобы из любой точки было видно. Чужие цвета и незнакомый герб. Центральная республика – название напоминало что-то африканское, и это было правильно.
Весь день инструкторы сменялись один за другим. В них вбивали знания. Как выжить, как не нарваться. Куда нельзя, а куда еще опаснее. Откуда не возвращался никто, а где кто-то все же выжил.
Ненужное. Инструкторы – эксперты по статистике, по скудным отчетам патологоанатомов, специалисты по тому, как оббежать опасность за километр, как закопаться в глубину и в глубине этой выжить до тех пор, пока не откопают. Из полезного – только карты. С пометками, кто, где и когда закончил маршрут. И даже с редкими проверенными тропками. Лис не доверял электронике, распечатал. Спрятал во внутренний карман. Так оно надежнее.
Из важного – оружие и обереги. Лис прикинул стоимость – появился соблазн уйти вместе с этим богатством. Он, конечно, держал в руках такие суммы, но это всегда были чужие деньги.
Израильский автомат «тавор» с подствольным гранатометом, нож «морской дьявол» с антибликовым лезвием из спецстали и многофункциональными ножнами. Хороший нож, при желании можно и металл вскрыть, и кирпичную стену расковырять. Мачете, точнее, джунглевый нож. Оружие не совсем для города, да и не совсем оружие, хотя… Насколько Москва – это город?
Два пистолета: 43-й Glock и карманный Beretta Tomcat, лента с пластинами ТАТР – взрывчатки, аптечка – мечта наркомана, почти без лекарств, зато полная обойма стимуляторов. Что еще нужно наемнику для полного счастья? Вернуться живым. На этот случай есть два оберега. «Счастливая копейка» – бронзовый кругляшок с небольшим сроком действия – неделя, не больше, но и после охотно покупаемый за пределами Периметра. Пока действует, мелкие неприятности его обладателю не грозят. «Копейкой» его назвали не только из-за формы. После того как артефакт деактивируется, его цвет меняется – с бронзового на серебристый. Второй оберег – «московский патронташ». Название неслучайное – издалека не отличить от настоящего патронташа, только «патроны» или то, что на них похоже, не вынимаются. Стоит куда дороже «копейки» и действует серьезнее. Человек с активным «патронташем» может не бояться ран. В том числе глубоких. И даже несовместимых с жизнью. Один «патрон» – одна рана. Бесценный артефакт для наёмника. Стоило «патрону» отработать свое, и он просто исчезал. Тут не ошибешься: в конце оставался пустой «патронташ» – московский сувенир.
Лис покрутил автомат, разобрал, собрал, снова разобрал. Автомат был не просто хорош. Это был не серийный продукт – то ли опытная партия, то ли, что уж почти нереально, ручная сборка. «Тавор» не самый распространенный автомат, потому как дорогой, но тот экземпляр, который Лис держал в руках, был чем-то фантастическим. Легкий, сидящий в руках так, будто кто-то снял лично с него мерку и только потом принялся за рукоять автомата. Они провели в тире всего час, но и этого было достаточно, чтобы восхититься. Лис мысленно пообещал себе, если выживет, оставить оружие себе.
