Методики горнорудного дела
В кабинете директора не было портрета президента. Обходился фотографией отца на столе. Традиционных снимков жены, детей тоже не наблюдалось. Ефим Маркович был последним в своем роду, без шансов на продолжение. Когда-то давно Мария сказала ему, что Марк был романтиком. Директор романтиком не был. Он делал то, что велел его отец, а отец хотел, чтобы было сделано все, о чем просит Мария. Сейчас, впервые после смерти отца, он сомневался в сделанном. Одно дело верить, и другое – видеть. Верить было легче. Единственным человеком, кому он мог сказать все, был Миша Кривой. Мария могла слушать, но никогда не отвечала.
– За всю историю тайных и явных школ, монастырей и сект дальше баек о том, что кто-то что-то видел, дело не шло. А ведь мы знаем учения, которым сотни лет, школы, в которых обучены тысячи адептов, и что на выходе? – Директор тяжко вздохнул и обессиленно опустился в кресло.
– Но… – Кривой однажды сам видел, как Макс из старшей группы парил над землей, точнее, почти не касался пола целую минуту, зависнув сантиметрах в трех над паркетом спортзала, он помнил, как к ним приезжал учитель из Вьетнама и в одном спарринге уложил трех учеников, так и не коснувшись их, будто его рука была на самом деле длиннее на пару метров. – Кое-что все-таки есть…
– Есть. Миша, я тоже ничего не забыл. Человек после десятка лет ученичества, после месяцев изнурительных практик в состоянии на несколько минут оторваться от земли – и уже никогда не сможет это повторить! Осваивает сложнейшую технику рукопашного боя, которая никогда не пригодится ему в реальной жизни. Кто-то сможет неимоверными усилиями один раз из десяти дать верное предсказание. То же самое можно повторить, просто бросая монетку. Тебе не кажется, Мишенька, что тут что-то не так?
Их отношения стали другими. Кривой почти физически чувствовал, как его собеседник заставлял себя не ревновать. До сих пор Мария была главной семейной легендой господина директора. Теперь Ефиму Марковичу приходилось привыкать к новому статусу – то ли радоваться появлению еще одного посвященного, то ли грустить о потере собственной уникальности.
– Но вы же сами все годы учебы повторяли: важно – преодолеть границы.
– Говорил.
– Тогда зачем?
– Зачем?
Директору не сиделось на месте, он встал и начал нарезать круги по комнате, Кривому оставалось только крутить вслед головой:
– Представь себе глухого на концерте симфонической музыки. Причем не просто глухого, а какого-нибудь жителя экзотического острова, где не слышит все население. Что он видит, что понимает? Итак, в зале гаснет свет, музыканты замирают, ожидая взмаха дирижерской палочки.
Дирижер – вот ради кого, видимо, все и собираются – он выходит последним, его приветствуют в начале и провожают аплодисментами в конце. Все сидят, он стоит – он лидер, доминант. И что делает дирижер? Размахивает руками. Конечно, глухой островитянин догадывается, что это не все, конечно, за всем этим есть некий смысл, он уверен, что, если научиться делать то же, откроется какое-то новое знание, то самое, которое и превращает дирижера в такую значимую фигуру… А теперь представим себе, что этот островитянин в точности выучил каждый жест дирижера. Его руки окрепнут. Его чувства обострятся. Но приблизится ли он даже на шаг к музыке? Ты меня понимаешь?
– Пока нет…
– Мы все – племя глухих. Когда-то мы подсмотрели, а может, нам специально что-то показали – что-то, для чего, вполне возможно, у нас даже нет органов чувств. А мы все пытаемся выполнить правильные движения. Иногда у меня такое чувство, что по-настоящему серьезные практики вообще придуманы не для людей. А для кого-то, у кого есть… не знаю, лишняя кость, третий глаз… Это как телевизор без электричества – хорошая вещь, но, пока не воткнешь вилку в розетку, бесполезно нажимать на любые кнопки.
– Зачем тогда? – Кривому хотелось не просто переспросить. Трудно так запросто выбросить из своей жизни сотни часов медитаций, тренировок, постов… Особенно трудно, когда о том, что все это было ни к чему, говорит тебе именно тот человек, который и заставлял через них пройти.
– Дисциплина. Для такого количества подростков и детей с не самыми лучшими исходными данными – это идеально. Очень трудно заниматься глупостями, когда ноет каждая мышца.
– И это все?
– Ты знаешь, что нет. Пусть немного, но моя программа улучшала каждого из вас.
– Ну да, если долго размахивать руками, можно накачать бицепсы…
– И трицепсы. А еще три удара, которые каждый из вас может исполнить ночью, спьяну, не открывая глаз. Три удара – единственный прием из всей программы, на котором настояла Мария.
– Она знала.
– Они, – директор остановился перед фотографией отца, – Марк называл их Третьими. И никогда не доверял им.
– А Марии?
– Это не доверие. Ты-то должен понимать, – о чем директор не мог знать, так это о гостинице. Или все-таки знал? – Они всегда знали о падших и готовились к их появлению. Доверять им? Спроси у тех, кто был в ту ночь в Москве. Никакого доверия. Если вдруг захочется довериться, вспомни – больше десяти миллионов человек пропали за одну ночь.
Это наши правители не придумали ничего, кроме того, как швырять бомбы, стоит спутнику засечь новый выброс, и, рано или поздно, они что-то проморгают. А Третьи способны решить вопрос.
– Окончательное решение вопроса?
– Смешно. Ты помнишь, как ты дрался с падшим?
– Не особо.
– Я с вами, конечно, в кафе не был, но не думаю, что ты вдруг как-то кардинально поменял стиль. С точки зрения спортивного фехтования, ты действуешь ужасающе. Стойка на полусогнутых, того гляди, ноги не успеют за корпусом, руки работают отдельно, но все получилось.
– Вы это к чему?
– К тому, что даже фехтовальная стойка не особо срабатывает в реальном бою, особенно если боец – обычный человек. Она хороша для профессиональных спортсменов, которых обычными людьми назвать довольно трудно.
– Мне казалось, правильная стойка помогает…
– Если учитывать, что обычный бой идет до первого результативного удара, причем довольно быстрого, то умение передвигаться в стойке – это скорее некое теоретическое знание.
– Ефим Маркович, простите, я снова спрошу, зачем тогда? Зачем?
– Если на секунду представить себе, что есть человек с практически невозможной мощью, человек, одаренный сверхспособностями, что становится главным для него?
– Вы про падших?
– Не фантазируй, ответь на вопрос.
Миша Кривой, как и любой, кто не родился сразу взрослым, время от времени представлял себя именно вот таким – летающим, и чтобы все приемы из голливудских боевиков – запросто, и чтобы пули останавливать руками…
– Не знаю, Ефим Маркович, когда можешь так много… Не наломать дров?
