Этим летом я подрабатываю на стадионе «Янки», и потому вечно в накладе. Поскольку здесь платят в зависимости от того, сколько продал, тамошние заправилы только и думают, как бы обжулить, а у меня же никак не выходит разрулить дело. Перед матчем всех собирают, сообщают, что будешь продавать, и тут-то меня и объебывают. Например, в пятницу вечером, когда весь стадион заполонили католики, меня просто подставили! Самый холоднющий вечер за сезон, все оделись в пальто, а мне, не поверите, поручают торговать мороженым. Пока стояла сумасшедшая жара, вот без говна, приходилось впаривать соленый попкорн на открытых трибунах, и так постоянно. Сегодня было еще хуже, ведь был день бесплатных бит, и все приперлись за халявой в качестве сувенира, и, мамой клянусь, этот сукин сын отправил меня сбывать сувенирные биты. В любой другой день с них можно неплохо срубить, но какой идиот купит их сегодня, если можно взять за так? Какая-то добрая душа приобрела у меня две штуки, то есть за вечер я заработал для босса два бакса, и в итоге мое вознаграждение составило целых 25 центов. Хорошо, если получается заколачивать по 5 долларов 25 центов, сегодня вот можно было потрудиться на упаковке, и большинство чуваков срубило чистыми по 30 зеленых. Я придумал, что теперь можно сделать с этой блядской работой. Следующий раз буду продавать попкорн на трибунах, вывалю целую коробку на дальней части поля, и меня покажут по телевизору на всю страну. Так что, будьте внимательны.
В любой тусовке есть свои приколы, которые доказывают, что ты — настоящий отброс общества. Мой двоюродный братец из Ньюарка любит игру в «цыпленка»: смысл в том, что два машины мчатся навстречу друг другу на скорости 80 миль/час. Первый из водителей, свернувший с пути, понятное дело, становится цыпленком. На нижнем Ист-сайде надо прижать к руке горящую сигарету и не дергаться, пока она не дотлеет до фильтра. А здесь, в верхнем Манхэттене, пацаны сигают с утесов в Гарлем-ривер, где вместо воды дерьмо в буквальном смысле слова, поскольку совсем рядом расположены канализационные стоки, откуда ежедневно стекает содержимое полумиллиона толчков. Надо приурочить каждый прыжок к моменту прохода «поносных потоков». То есть волны с пленкой говна на поверхности, приблизительно по пять футов каждая, возникают каждые сорок секунд. И тебе надо попасть между потоками, прямо как эти психи из Акапулько рассчитывают время так, что входят в воду в тот момент, когда волна начинает разбиваться.
Эта забава всегда практикуется, если проплывает какая-нибудь реально громадная херня. Блин, мы такую мерзопакость видали: население этой канализационной местности живет с несомненным размахом. Однажды мимо несло дохлую свинью (в смысле, животное, а не копа). Она, должно быть, с севера Гудзона, убежала из загона на барже, перевозящей скот, и потопла. Цвета была отвратительно белого и какая-то студенистая, раздавшаяся в два раза больше нормального размера. Помню, как она продефилировала перед нашими взорами, и потом дня три (истинная правда) никто не лазил в воду.
Короче, сегодня мы, то есть Джонни, Дэнни и я, собрались в парке у баскетбольных площадок, немного поиграли, опрокинули по паре кружек пива и пошли на улицу. (Улица называется Симен
[5]
-авеню, по-моему, довольно смешно, и я знаю одну девицу, живущую на углу улиц Симен и Каминг; чувакам она дает с целью похудеть, но не стоит ее осуждать: что взять с девушки, если у нее такой адрес?). Ну ладно, добрались мы до моста на 225-й улице, перешли по нему в Бронкс, перебежали по рельсам к «обрубку» (так мы называем большую скалу, откуда прыгаем). По пути на нас напала здоровая свирепая сторожевая овчарка, пришлось делать ноги и лезть от нее на забор. Короче, развлеклись, потому что иногда съебаться от этой шавки не получается, и рискуешь, что она одним махом оторвет тебе штанину и, возможно, вместе с приличным куском задницы. Однажды с нами был Сэм Макгигл, не успевший вскарабкаться на забор, тогда мы посоветовали ему замереть, чтобы собака его не тронула. В общем, он застыл в какой-то придурочной позе, зверюга приблизилась, пару секунд пообнюхивала, и только наш Сэм расслабился, нехило цапнула его за жопу.
Так вот, пришли мы к обрубку, порыскали в кустах в поисках сныканных нами купальных плавок и ракушек (в связи с отсутствием здесь раздевалки растительность неплохо ее заменяет). Потом как следует припрятали имевшиеся деньги и стали переодеваться. Когда мы были в одних лишь трусах, из-за кустов до нас донеслось хихиканье, мы повернулись и узрели трех девчонок, силящихся врубиться в происходящее шоу. Мы решили, что иного выхода кроме нападения нет, стянули белье и, полностью голые, атаковали их, кидаясь ракушками. Тут выявилась их истинная непорочность, они понеслись со скоростью ветра, не прекращая хихикать, и все посматривали на наши мотающиеся приборы. Мы надели плавки и взошли на обрубок. Он где-то двенадцать футов в ширину, с одной стороны течет Гарлем-ривер, сзади проходит поездная магистраль Гудзон-Гарлем. Рядом куча скал поменьше, конечно, в подметки не годящихся самой главной вершине, высотой около восьмидесяти пяти футов. Каждая скала носит собственное имя, например, «Суицид», «Врата ада», «Палец ангельской ноги», а верхушка, самое понтовое место для подобных, блин, экзерсисов, зовется «Ангел ада».
Туда-то мы и полезли, на самый верх, представляющий собой массивный плоский камень, потрескавшийся настолько, что в расщелинах растут мелкие цветочки, напоминающие клевер. Мы присели и стали нетерпеливо ждать, когда туристический корабль «Cirle Line» покажется из-за поворота у моста и направится в нашу сторону Прыгать по-настоящему приколько, когда всякие древние пары из Огайо, монахини, японские менеджеры и прочие гости Нью-Йорк Сити, выложившие по пять баксов за речную прогулку вокруг острова, пялятся, как мы скачем в эти вонючие воды. В общем, первым пошел Дэнни, а мы с Джонни, свесившись, следили, как он минул первое и единственное препятствие — деревце, торчащее на скале футов на пять ниже нас, — потом прямо, руки прижаты к бокам, корпус вытянут; ноги стиснуты, в воду он влетел ракетой. Сверху казалось, что до низа не меньше 50 008 футов. Но Дэнни и раньше прыгал с «Ангела ада», и он рубил эту фишку. Пришла очередь Джонни, а он, как и я, на вершине был впервые. Пересравши до смерти и разинув пасть, он еще раз бросил взгляд на реку, помахал нетерпеливо ждущим любителям достопримечательностей, отступил на шаг назад, раз пятьсот глубоко вздохнул, пробормотал: «А ну, на хуй», — потом проорал тоже самое, сжал яйца обеими ладонями и сиганул. Вниз он летел с широко разведенными ногами, вертелся, словно изображал Попая
[6]
, продолжая зажимать пах. «Хуже не придумаешь», — отметил я со вздохом, когда он вошел в воду. Это еще мягко сказано, поскольку он врезался туда злосчастным осьминогом, конечности в разные стороны, и звук шлепка больно звенел у меня в ушах, пока я оставался наверху. Показавшись на поверхности, он поплыл к берегу, гребя одной рукой, а другой растирая свою невыносимо зудящую задницу, и из-за его медлительности его успела хорошенько накрыть волна дерьма, и это злосчастное зрелище вызвало у Дэнни, стоящего на берегу у тропинок, неистовый хохот. Подошел мой черед, корабль почти миновал нас, и весь народ криками подбадривал меня, садисты херовы.
