— Скажи мне честно. Хочешь, я отдам ее стюарду?
В темноте ногой она сбросила с себя простыню. В иллюминаторе у горизонта она видела звезды, внизу прямо под ней скользило утихшее море. Не подумав, она сказала:
— А почему не выкинуть ее за борт?
В нависшей тишине до нее дошло, что высказалась она опрометчиво, но тепленький бриз, вяло шевелившийся на ее теле, чем дальше, тем больше не давал ей ни мыслить, ни говорить. Засыпая, она, кажется, услышала медленный голос мужа:
— А ты бы могла. Ты бы могла.
На следующее утро она проснулась поздно и, поднявшись к завтраку, увидела, что муж уже доел и курил, откинувшись на стуле.
— Ну как ты? — бодро спросил он. — Стюард от обезьянки в восторге.
Она вспыхнула от удовольствия.
— Вот как? — садясь, сказала она. — Ты ему отдал? Мог и оставить. — Она заглянула в меню: то же, что всегда. — Но, наверное, так будет лучше. Обезьяна не вяжется с медовым месяцем.
— Думаю, ты права, — кивнул он.
В Вильялте было душно и пыльно. На старом пароме они привыкли, что других пассажиров почти не видно, поэтому их неприятно удивило, что новый кишит людьми. Это был двухпалубный паром, выкрашенный белым, с огромным гребным колесом на корме. На нижней палубе, всего футах в двух от реки готовые к отплытию стояли и пассажиры, и груз, набитые туда вместе без разбора. На верхней палубе имелся общий салон и с десяток узких кают. В салоне пассажиры первого класса развязывали узлы с подушками и разворачивали кульки с провизией. Все заливал оранжевый свет закатного солнца.
Они заглянули в некоторые каюты.
— Похоже, все свободны, — сказала она.
— Я догадываюсь, почему. И все-таки уединиться не помешает.
— Вот эта двухместная. И окно с сеткой. Самая приличная.
— Пойду поищу стюарда или кого-нибудь. А ты располагайся.
Он оттащил багаж с прохода, где его оставил cargador
[9]
, и отправился на поиски. В каждом закутке судна люди, казалось, множились. Не успеешь отвернуться, а их в два раза больше. Салон был уже набит под завязку, на полу группами располагались путешественники с детьми и старухами, которые тотчас растягивались на одеялах и газетах.
— Прямо как в штаб-квартире Армии спасения в ночь после стихийного бедствия, — сообщил он, вернувшись в каюту. — Найти я никого не смог. Как бы то ни было, нам лучше остаться здесь. Другие кабинки уже потихоньку заполняются.
— А мне кажется, на палубе лучше, — заявила она. — Здесь сотни тараканов.
— Наверняка и кое-кого похуже, — добавил он, покосившись на койки.
— Нужно снять эти грязные простыни и лечь прямо на матрасы. — Она высунулась в коридор. По шее у нее стекал пот. — Ты думаешь, тут не опасно?
— Ты о чем?
— Все эти люди… это старое корыто.
Он пожал плечами:
— Всего на одну ночь. Завтра будем в Сьенаге. А ночь, считай, уже наступила.
Она закрыла дверь и прислонилась к ней, слабо улыбаясь.
— Думаю, скучать не придется, — сказала она.
— Мы движемся! — воскликнул он. — Пойдем на палубу. Если сможем выбраться.
Старенький паром медленно полз по заливу к темному восточному берегу. Повсюду играли на гитарах и пели. На нижней палубе беспрерывно мычала корова. Но все звуки перекрывал шум воды из-под огромного колеса.
Они уселись на палубе в гуще горластой толпы и, опершись на ограждение, стали смотреть, как впереди, над мангровыми топями поднимается луна. На подходах к другой стороне бухты вдруг показалось, что судно вот-вот вспорет носом берег, но тут впереди открылась узкая протока, и паром осторожно скользнул в нее. Толпа немедленно отхлынула от перил, прижимаясь к переборке. Ветви деревьев зашаркали по борту, царапая обшивку надстройки и яростно хлеща палубу.
Они пробились сквозь толчею и, пройдя через салон, вышли на другой борт: там творилось то же самое.
— Это безумие, — объявила она. — Просто какой-то кошмар. Ну кто станет вести паром по каналу, который не шире самого судна? Мне от этого не по себе. Пойду в каюту, почитаю.
Муж выпустил ее руку:
— Ты никогда не проникаешься настроением, правда?
— Ты сперва объясни мне, какое настроение, а уж потом я решу, проникаться им или нет. — Она отвернулась.
Он двинулся за ней.
— Хочешь, спустимся на нижнюю палубу? Вроде там народ веселится. Послушай. — Он предложил ей руку. Снизу один за другим доносились раскаты хохота.
— Совершенно определенно не хочу, — отозвалась она, не оборачиваясь.
Он спустился один. Мужчины группками сидели на пузатых джутовых мешках и деревянных ящиках, играли в орлянку.
Женщины стояли у них за спинами, дымя черными сигаретками и вереща от возбуждения. Он пригляделся к лицам, размышляя: а народ тут ничего, им бы только побольше зубов. «Нехватка минеральных веществ в почве», — мысленно подытожил он.
За играющими, прямо напротив него, стоял мускулистый парень из местных; фуражка и холодок отстраненности намекали, что на борту у него имеются некие полномочия. Путешественник протиснулся к нему и заговорил по-испански:
— Вы здесь работаете?
— Да, сэр.
— Я из восьмой каюты. Могу я доплатить вам?
— Да, сэр.
— Хорошо.
Он полез в карман за бумажником и тут же с досадой вспомнил, что оставил его в запертом чемодане наверху. Человек смотрел на него с ожиданием. Он уже подставил ладонь.
— Деньги у меня в каюте. — Потом он добавил: — У жены. Но если вы подниметесь через полчаса, я доплачу.
— Да, сэр. — Человек опустил руку и просто смотрел на него. Хотя от парня исходит совершенно животная сила, его широкое, чуть обезьянье лицо красиво, отметил муж. Удивительно, что уже в следующий миг лицо это выдало мальчишеское смущение, когда человек сказал: — Я побрызгаю каюту для вашей сеньоры.
— Спасибо. Тут что, много москитов?
Парень хмыкнул и встряхнул пальцами, словно обжегшись.
— Скоро сами увидите, сколько. — И отошел прочь.
Тут судно хорошенько тряхнуло, и пассажиры очень развеселились. Муж протиснулся сквозь толпу на бак и увидел, что лоцман наткнулся на берег. Всего в нескольких футах от его лица оказалось сплетение ветвей и корней — причудливые фигуры тускло освещались палубными фонарями. Натужно судно дало задний ход, и взбаламученная вода поднялась до нижней палубы, заплескалась у самого края. Очень медленно они двинулись вдоль берега, пока нос опять не оказался на фарватере протоки, и паром снова пошел вперед. Но почти сразу проход так круто взял в сторону, что все повторилось — от толчка мужа швырнуло вбок на куль чего-то противно сырого и мягкого. Под палубой, где-то внутри звякнул колокол; пассажиры расхохотались еще громче.
