Книга Под покровом небес, страница 80. Автор книги Пол Боулз

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Под покровом небес»

Cтраница 80

Роман вышел в 1949 году одновременно в Лондоне и Нью-Йорке и сразу же попал в список бестселлеров. Критики срав­нивали его с романами Жене, Сартра, Камю и отмечали, что это едва ли не единственная написанная за последнее время американцем книга, которая «несет на себе печать совре­менного опыта». Между тем, закончив ее, сам Боулз в одном из писем, с присущей ему эллиптичностью, охарактеризовал ее так: «роман как роман — любовный треугольник в Сахаре». На самом деле, конечно, это далеко не все, что можно о нем сказать, хотя фабула, действительно, укладывается в несколько предложений: американская пара, Порт и Кит Морсби, и их приятель Джордж Таннер отправляются в Сахару. Отношения Порта и Кит, женатых двенадцать лет, зашли в тупик. Кит переживает мимолетное сексуальное приключение с Таннером; Порт — с арабской проституткой. Избавившись от Таннера, они продолжают двигаться вглубь Сахары, где Порт заболевает тифом и умирает. Кит подбирает караван, идущий на юг. Она становится тайной наложницей в гареме кочевника, который ее спас и теперь держит под замком, выдавая за мальчика. Ког­да домочадцы обнаруживают правду, она вынуждена бежать из дома. Ее «бегство» завершается безумием и насильственным возвращением обратно в Оран. В последних строках романа она вновь уходит навстречу неизвестной судьбе.

Пересказ, разумеется, не передает ни особой ауры романа, ни того танатологического драйва, которым одержимы герои. В сохранившемся наброске письма Джеймсу Лафлину, ставше­му в конечном итоге американским издателем книги, Боулз описал его следующим образом: «Вообще-то это приключен­ческая история, в которой приключения происходят в двух планах одновременно: в реальной пустыне и во внутренней пустыне духа… Случайный оазис приносит облегчение от при­родной пустыни, но… сексуальные приключения не способны принести облегчения. Тень не спасает, ослепительный блеск становится все ярче и ярче по мере того, как путешествие про­должается. А путешествие должно продолжаться — не суще­ствует оазиса, в котором можно остаться».

Возможно, это наиболее адекватный «синопсис» книги, по­скольку в нем точно схвачено совмещение двух планов, при­дающее роману тревожную двусмысленность. Кроме того, он демонстрирует неумолимую, фатальную логику, присущую как физическому, так и метафизическому путешествию персона­жей. Не будучи прямым, первое, тем не менее, легко поддается описанию, тогда как второе предстает куда более запутанным. Порт и Кит определенно чего-то ищут, но чего? Что ими движет? Цель их поисков, фактически, никак не определена. Поначалу возникает впечатление, что вперед их толкает не желание чего-то конкретного, а неприятие обреченной запад­ной цивилизации. (Неприятие вполне понятное, учитывая временные рамки повествования — сразу после Второй миро­вой войны.) Таким образом, их путешествие является поис­ком в той же мере, что и побегом. Порт гордится тем, что он путешественник, а не турист. Отличие одного от другого, по его словам, в том, что если турист «принимает свою циви­лизацию как нечто должное, то второй сравнивает ее с други­ми, отвергая те ее элементы, которые ему претят. А война была одной из тех граней механизированного века, которые он хотел забыть».

Собственно, путешествие и начинается с этой негатив­ной «посылки», но у него есть также иные измерения. Турист всегда помнит о том, когда ему пора возвращаться; путеше­ственник может и не вернуться. На Порта номадическое чувство неприкаянности, лишенности корней действует уми­ротворяюще. На чужой земле ему «думается лучше»; более того, в дороге он способен принять решения, которые не спо­собен принять живя оседлой жизнью. Правда, решения эти по большей части касаются прежде всего того, какой пункт назна­чения избрать в качестве следующей — всегда промежуточ­ной — остановки. Внутренний «лед» (отчуждения) остается не­растопленным; просто экзотическое окружение с его новизной притупляет боль существования.

Поиск выхода из «пустыни духа» приводит к пусты­не «реального». По мере того как путешествие продолжается, становится ясно, что Порт и Кит, вопреки своим ожиданиям, найдут в Сахаре только песок и небо, смерть и безумие.

Несмотря на обилие автобиографических мотивов, было бы опрометчиво думать, как это делают многие (особенно после фильма), что Порт — это Боулз, а Кит — Джейн. Скорее, «Под покровом небес» можно рассматривать как воображаемый эксперимент, своеобразное «что если?», вживленное в ткань повседневного существования. Позднее писатель признавался: «Пишешь всегда про себя. Но пишешь о преображении пере­житого опыта. В настоящей литературе конечный результат всегда получается отличным от пережитого». И добавил: «Ли­тература, по-моему, это суеверный способ удерживать ужас на расстоянии, держать зло за порогом». Такое определение лите­ратуры — как заклятия, оберега — помогает нам лучше понять непрямую, опосредованную связь «творчества» с «жизнью». Они соотносятся друг с другом в третьей, лишенной измере­ния, «точке».

Точке становления, перехода, падения, бегства.

Каковое сталкивает с иным.

Столкновение двух типов мышления, двух противополож­ных культур — современной, западной, и древней, укоренен­ной в традиции, — будучи сквозной темой творчества Боулза, никогда не разрешается в пользу какой-либо одной стороны. Он никогда не опускается до политической басни или морали­те, но использует его как событие зеркальной встречи западно­го человека с инородным (в) себе. Такие встречи неизбеж­но катастрофичны. Особый зловещий колорит придает им холодновато-объективный, отстраненный стиль повествова­ния. В отличие от большинства мастеров нагнетания ужаса, в сценах зверства или убийства Боулз редко вдается в чув­ственные описания; не прибегает он и к обилию прилагатель­ных, чтобы показать, насколько невыносима пытка. Вместо этого, почти в клинических терминах, он просто констатируют факты, как если бы описывал самые заурядные вещи. Такая техника позволяет добиться несравненно более сильного эф­фекта; «Далекий случай» и «Нежная добыча», помещенные в этом томе, — подлинные шедевры, вырастающие до размеров аллегории «жуткого».

С этих двух вещей, напечатанных в «Митином Журнале» в переводе Василия Кондратьева, началось мое знакомство с «настоящим» Полом Боулзом — страшным, беспросветно мрачным, шокирующим. Вася собирался переводить и «Под покровом небес», и сделал бы это наверняка лучше меня, но — погиб. Погиб такой же страшной, шокировавшей многих смер­тью, напророченной им же самим в его рассказах, какой до этого погиб другой замечательный переводчик, основатель самиздатского журнала «Предлог» Сергей Хренов. Они дружили и обменивались книгами Боулза, как если бы те и вправду были оберегами, способными отвратить самое худшее. Их светлой памяти, памяти сделанного ими для русского языка, и вопреки традиции посвящать одни лишь оригиналы, я по­свящаю этот перевод — несовершенный и только приближаю­щийся к тому, чье имя по-русски могло бы означать еще и пронесенную мимо чашу.


Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация