175
Фонарщик был настолько ошеломлен увиденным, что не зажег на улице фонари и лег спать раньше времени, проведя, впрочем, бессонную ночь. На следующий день о происшествии стало известно. Историю повторяли на каждом углу, расцвечивая такими подробностями, которые были просто немыслимы, учитывая, где и когда все происходило.
176
В газете анонимный автор заклеймил Кампинас как бразильскую Гоморру, обвинив Алвина в упадке общественной нравственности. Анжелика выставлялась жертвой, и выражалось самое искреннее сочувствие барону. «Для таких растлителей, как Алвин, существует только одно: смертная казнь!» — говорилось в листке. Население призывали творить расправу своими руками, если правосудие бессильно. Но тут подоспело божественное правосудие.
177
Несколько всадников, посланных Барселосом, встретили барона недалеко от Жундиаи, торжественно вручив ему экземпляр пресловутой газеты. Они приехали утренним поездом и наняли лошадей в Жундиаи. Да Мата прочел статейку от начала до конца. Ни один мускул на его лице не дрогнул. «Не верю», — сказал он. Один из всадников заявил: «Бог свидетель, что я не хочу выказать неуважения к вам, господин барон, но позвольте мне утверждать, что этот тип — настоящая скотина и закоренелый развратник». Барон покраснел и пообещал болтуну высечь его по приезде в Кампинас.
178
Ла Табль свернул шатер цирка и засобирался в дорогу. Он проклинал последними словами Барселоса: Жанне явно не хотелось садиться в телегу. Две балерины решили остаться у мадам Зила и заняться постельной гимнастикой. Два виртуоза трапеции предлагали себя в качестве скульптур у входа в бордель, но мадам запретила им соваться в почтенное заведение. Надо придерживаться естественного порядка вещей, считала она. Ни в географии, ни где угодно еще север и юг никогда не сходились.
179
Когда первая кокотка появилась на улице, помахивая широкой юбкой и шелковым веером, стало понятно, что теперь все пойдет как раньше. Народ высыпал на улицы, просто радуясь солнцу и покупая лотерейные билеты. Ласточки летали взад-вперед между дымящихся труб. В разделе светской хроники объявили о предстоящем бале. Город пробуждался от тяжелого сна.
180
Алвин: Сколько денег еще осталось?
Анжелика: Две тысячи.
Алвин: Давай уедем. Он нас не простит.
Анжелика: Надо не простить, а понять. Барон честен с самим собой.
Алвин: Не знаю. Ему может взбрести в голову что угодно. Пошли.
Анжелика: Хорошо, но только в кровать. Я вся разомлела от ожидания. Открой бутылку вина. Напьемся. А потом ты будешь употреблять меня. И злоупотреблять мною тоже.
181
Три телеги выехали со стороны улицы Дирейта, запряженные тощими лошадьми. Их преследовала свора дворняг. На первой сидел оскорбленный в своем самолюбии Ла Табль собственной персоной, выставив подбородок. Возле дома Да Маты у последней телеги отвалилось колесо. Ла Табль соскочил на мостовую, изрыгая французские ругательства в адрес неуклюжих акробатов. Те возражали ему, но напрасно. В конце концов оба они спустили брюки и показали хозяину две пары белоснежных ягодиц. Со стороны бараков послышались бурные аплодисменты.
182
Когда взбешенный Ла Табль вернулся к своей телеге, то не нашел в ней Жанны. Пользуясь неразберихой, та незаметно сбежала. Но Ла Табль не слишком-то обеспокоился. За два дня он рассчитывал починить телегу и найти беглянку.
183
Барселос грыз перо, когда Жанна с горящим лицом предстала на пороге и бросилась ему на шею. «Милый, — взмолилась она, — спаси меня от этого чудовища и от этого цирка! Я создана не для этого. Если бы не ты, я продала бы себя мадам Зила, только чтобы остаться в городе. Но тебе я отдаю мое тело бесплатно».
184
— Закрой дверь, — сказал ей Барселос, не поднимая глаз от листа.
185
Статья Барселоса.
«Так или иначе, мы приветствуем восстановление порядка в городе. Главная опасность миновала. Жизнь — это не цирковая арена. Пора заняться делом восстановления. В этот час нам так необходима старая, проверенная мораль…»
186
Струя шампанского вырвалась из бутылки золотым фонтаном, оросив спину, рот, груди, пупок.
Анжелика: Как хорошо!
Алвин: Только одна вещь лучше этого.
Анжелика: Еще раз, мой жеребчик? Давай!
Алвин: Я еще не начал по-настоящему.
187
В семь вечера редакцию предупредили, что барон вернулся в город. Барселос вскочил с импровизированного ложа из листков бумаги, оставив Жанну в одиночестве, и поспешил вниз по лестнице. Вокруг баронского экипажа увивались зеваки. Голова Да Маты была освещена неверным сиянием уличных фонарей, лицо было высохшим, как у мумии. У барона разболелась грыжа, и он мечтал только о мягкой постели.
188
Барон так устал, что не проявил никакого интереса к лагерю Билла, приняв его за цыганский табор. «Это потом», — пробурчал он себе под нос.
189
Алвин открыл очередную бутылку. Хлопок пробки, смех Анжелики — и в комнате внезапно стемнело.
Алвин: А эту давай выпьем на балконе.
Анжелика: Если доберемся туда.
Алвин: Надо посмотреть на звезды.
Анжелика: Ну ладно.
Подойдя к окну, они увидели экипажи, притаившиеся в темноте. А за ними — лагерь, сверкающий красными огнями под брезентовыми навесами. Между лагерем и экипажами медленно двигалась толпа народу. Толпа остановилась у экипажей и глядела наверх — на балкон. Холодок пробежал по спине Алвина. Он захлопнул окно.
Места действия
Руа Дирейта
Первое движение, которое наблюдается на Руа Дирейта — это сумасшедшее хлопанье крыльями: в десять утра возле отеля «Европа» тысячи ласточек взлетают с задворок кафе, задевая за краснокирпичные стены, устремляясь в теплое, сухое, лазурное небо.
Воздух настолько чист, что можно разглядеть лошадь за несколько километров. Если смотреть издали, город похож на женщину, которая улеглась на склоне холма, расположенного между двумя равнинами. Деревья. Множество деревьев. Но преобладает каштановый цвет.
Бар
Барселос: У Жулиу Рибейру вышла в Сан-Паулу превосходная заметка о лихорадке.
Менделл: И что же он говорит?
Перейра: Что люди мало совокупляются, отсюда эпидемия. Что еще он может сказать?
Менделл: Или что они совокупляются слишком часто. А правда, что он пишет новый натуралистический роман?
