Выйдя из туалета, я посмотрела на эстраду с чувством, что пропустила самое главное. Он доедал салат.
— Я уверена, что это он.
— Это ничего не значит. Просто добрая душа, которую Бог послал мне, чтобы я забыла Луиса.
— Это мужчина всей моей жизни.
— Какой красавец…
— А как сложен…
— А какие руки…
— У него, должно быть, большой член.
— Я бы с ним кое‑чем занялась…
— По лицу видно, что это он хорошо умеет…
— Он и руками много чего может сделать. Гляди, как он вилку берет…
— Я бы его всего зацеловала…
— А я бы ему давала до изнеможения…
— Всё, что он захочет.
— Да он на нас и не смотрит!
Бармен за стойкой всё видел и слышал. Двое мужчин слева засмеялись нервным смешком. Бету поглядывал на Крис, уже в компании пышнотелой брюнетки.
Мы все заказали еще пива. Но тут случилось неожиданное.
— Он счет попросил!
— Не может быть!
— Уходит…
— Боже мой, ну кто же этот мужчина?
— Судя по его рубашке с отливом…
— Наверное, собрался к какой‑нибудь потаскухе.
— А может, возвращается с презентации.
— А что такого есть сегодня в городе?
— Да мало ли…
— Может, он на фестиваль идет! Значит, он танцовщик!
— Он не здешний.
— И не глядит ни на кого…
— Может, он голубой?
— Нет.
— Я тоже думаю, что нет.
— Ни в коем случае!
— Может, он русский? Или англичанин?
— На янки явно не похож…
— До чего стильный!
— Я его хочу.
— Оставайся‑ка ты со своим Бету.
— С каким еще Бету?
— Жди своего ноябрьского. Этого я нашла. Это мужчина всей моей жизни.
— Если одна из нас с ним останется, остальные две должны поклясться, что и близко к нему не подойдут. Договорились, Крис?
Мы расхохотались, а он тем временем платил по счету.
— Нет…
— Он же уходит!
— Если бы я подошла к нему и сказала, что его лицо мне знакомо…
— Спроси официанта, часто ли он здесь бывает.
— Сама спроси!
— Я его самого спрошу.
— Не посмеешь.
— Странное дело! Притащился сюда, заказал столик, расселся на эстраде, как у себя дома — и ничего вокруг не замечает.
— А может, он актер? Сыграл моноспектакль под названием «Ужин»…
— Почему же тогда нет освещения?
— А для чего? Он сам весь светится.
— Он и вправду не от мира сего!
— Да нет же! Красивый одинокий мужчина пришел поужинать, а теперь уходит. Куда, хотелось бы знать?
— Вот он встал.
— Обожаю мужчин, уверенных в себе.
— Красивый, наверное, член у него…
— Интересно, он женат?
— Колечка не видать…
— Да, действительно…
— Хоть бы узнать, как его зовут!
— Фелипе.
— Нет. Улисс.
— Эдуарду.
— Должно быть, у него русское имя.
— Николай…
— Дмитрий!
— Иван.
— Алексей…
— Алексей?
— Алексей!!!
Я позвала его, но он не услышал. Вышел из бара и канул в ночь.
На фестивале танца его не было. В «Династии» я его больше не видела. И вообще нигде.
Жулия осталась при муже, хотя все время вспоминала, что где‑то есть мужчина ее жизни.
Кристина ждала своего суженого до последних чисел ноября, но он так и не появился, а в декабре она познакомилась с Тьягу.
Я больше не убивалась по Луису и вообще ни по одному мужчине. Убиваться я готова была только по повелителю ночи, которого — не сомневаюсь! — зовут Алексеем.
Возвышенная любовь
Уходить вовремя я умею, но здесь дело совсем другое… Он говорил, что любит меня, а мною движет лишь страсть. Моя страсть была ему ненавистна — он хотел завоевать мою любовь. Еще он говорил, что я кажусь ему слабенькой, даром что хочу, чтобы меня считали сильной, и ему хотелось меня защищать. Говорил, что я сказочно красива, и что мое сердце должно принадлежать только ему. Любой женщине приятно такое слушать, и я без конца повторяла это про себя…
Вот она, любовь!
Любовь. Искала, да не нашла. Нет этого слова в моем словаре! Даже в самом полном, на который я когда‑то подписалась и собирала по тетрадке. Как же так?! Твердый переплет, слов не одна тысяча! Оказалось — не хватает одной тетрадки. Хотела было я позвонить в издательство, да всё откладывала, а потом и вовсе забыла… И вот — не повезло именно слову любовь! У меня дома было еще два кратких толковых словаря португальского языка — один карманный, другой издан в начале двадцатого века, с пожелтевшими страницами и старой орфографией. В них я отыскала слово любовь, но оба определения показались мне неясными и неполными. К тому же словари были не мои — один дедушкин, другой брата. В моем словаре слова любовь нет. Может, неспроста? Может, удел мой — одиночество? Я воскресила в памяти свои последние любовные отношения и пришла к выводу, что всякий раз я становлюсь сложнее, пугливее, циничнее, себялюбивее, наглее и всё страдаю от одиночества.
Позвонила я в издательство, а там сказали, что помочь ничем не могут: словарь вышел пять лет назад, и разрозненные тетрадки давно уничтожены. Значит, мой словарь обречен остаться без любви, но я‑то нет! Мне безумно захотелось позвонить Луису. Уже двенадцать лет я его не видела…
Все эти годы мы неоднократно старались встретиться, но то я отказывалась накануне, то возникало какое‑нибудь препятствие… Мы жили порознь и молчали. Но расставаться — это совсем другое… Трудно поверить, но когда откладываешь какое‑нибудь дело, оно в конце концов так отдаляется, что рискует превратиться в миф.
Замужем я была трижды — за Густаву, за Артуром и за Луисом. Я не говорила об Артуре — о короле, который и меня хотел короновать… Мы венчались в церкви — это был единственный союз, освященный благими правилами христианского вероучения. Платье на мне было как у средневековой принцессы. Эстафету мою подхватила Жулия, которая вышла замуж в том же году. Артур и я! Мы были счастливой парой только в медовый месяц, который провели в Египте. Стоило нам вернуться, как стало ясно, что наш брак оказался ошибкой, но вокруг свадебных торжеств было столько шуму… Грандиозное застолье, подвенечное платье, множество подарков и полный дом гостей… Расстаться сразу после медового месяца было бы просто смешно. Поэтому мы продолжали жить вместе, и в конце концов он без стеснения стал приводить в дом любовниц, а я — любовников. А однажды устроили ужин с нашими партнерами, а после ужина — партию в триктрак и шахматный турнир… Если бы мы любили друг друга — не быть бы нам столь образцовой парой. Он ходил на рынок, я — в супермаркет; он готовил завтрак, я — ужин. Мы расстались только из‑за того, что Артур влюбился в рыжую ревнивицу, которую не устраивал наш формальный союз. Она меня ненавидела, старалась не здороваться со мной и всегда бросала телефонную трубку, когда я звонила… Нашему счастливому единению настал конец. Мы, правда, поцапались из‑за семейного альбома — каждый хотел его заполучить, чтобы через много лет было что показать внукам.
