– Что будем есть?
Обернувшись, Стефания увидела стоявшего в дверях отца Паулиньи, изучавшего что-то – видимо, меню. Позади него струился слабый голубой свет.
– Стефания, знаешь, я никогда не была в мотеле.
– Ну да, Дженифер, ты же еще маленькая.
– Ладно, продолжай. Хочешь, угадаю, что ты попросила? Жареную картошку.
Дженифер допила свой кофе, отодвинула поднос и слушала, словно загипнотизированная, рассказ сестры. Сестры, которая должна была ввести ее в мир подлинных отношений между мужчинами и женщинами.
– Нет, я заказала бутерброд. Кажется. Точно не помню. Но ты бы видела кровать в том номере!
Стефания восторженно изучала каждую деталь этой кровати, накрытую алым покрывалом, с вешалкой для двух полотенец. Над кроватью висело зеркало, целиком занимавшее потолок; в нем отражался голубоватый свет. Запах эвкалипта здесь был еще сильнее. Стефания почувствовала легкую тошноту, пошатнулась. Она села на кровать и закрыла лицо ладонями.
– Ты в порядке?
Отец Паулиньи положил ей руку на лоб. Стефания сидела, уставясь в пол. Джинсы сдавливали ей живот. Она хотела расстегнуть их, но не решилась.
– Дыши глубже. Это всего лишь давление.
Отец Паулиньи начал массировать ей плечи.
– Сейчас тебе станет лучше.
Стефания вся отдалась удовольствию от массажа. Первым ее побуждением было воспротивиться, но скоро она привыкла. Положив руку на застежку джинсов, она в испуге нашла там другую руку, мужскую.
– Стефания, эти джинсы невозможно узкие. И о чем вы только с Паулиньей думаете, когда покупаете такое?
В его голосе сливались воедино озабоченность, укор и нежность. Уверенным и отеческим движением он расстегнул на Стефании джинсы. Несмотря на мгновенное облегчение, Стефания испытала мгновенный ужас. Она не смела открыть глаза. Отец Паулиньи поднялся, набрал номер.
– Алло! Я хотел бы заказать два горячих бутерброда. Одну минутку… Паулинья… господи, какая Паулинья… Стефания, что ты будешь пить?
– Кока-колу, можно?
– И одну кока-колу. И еще… хм… шампанского в лед, о’кей?
Стефания по-прежнему лежала с закрытыми глазами. Слово «шампанское» тотчас же напомнило ей о празднике у Паулиньи. Но на этот раз она нисколько не испугалась. Как если бы навсегда получила прививку от мужчин и шампанского.
Отец Паулиньи вышел в ванную, закрыв за собой дверь. Стефания открыла глаза. И увидела саму себя, подсвеченную голубым, в зеркале-потолке. Стефания нашла себя очень хорошенькой, «сладкой», как обычно звал ее Маркос. Джинсы плотно облегали крепкие ноги. Стефания провела руками по животу, затем захватила ими маленькие груди, сжала пальцами соски. Она представила, что позирует перед фотографом, с волосами, разметанными по подушке, закусила губу и подумала, что снятая на этой кровати, с этой подсветкой, она могла бы попасть на страницы «Плейбоя». Мысль эта воодушевила Стефанию: она слегка привстала, почувствовав сладостное облегчение. Стефания, наблюдая за своими движениями в зеркале, скрестила руки и внезапно раздвинула сомкнутые ноги. Провела руками по животу и ногам. Все как надо. Теперь ей хотелось шампанского.
ГЛАВА 19
Паулинья снова у Дженифер
– Дженифер! Дженифер!
Дженифер видела во сне свою мать. Дома или где-то поблизости: мать настойчиво звала ее. Дженифер проснулась. Рядом, надев ее купальник, стояла Паулинья. Дженифер не знала, сколько времени прошло с тех пор, как она подглядывала за ней и Реем. Но, судя по свету, заливавшему комнату, день был в самом разгаре.
– Паулинья, что это ты здесь делаешь?
Та присела на кровать.
– А ты только что проснулась?
– Нет, я просыпалась, но потом опять заснула. А ты взяла и исчезла.
Паулинья ничего не ответила, глядя в невидимую точку. Дженифер знала, о чем она думает. Взгляд ее остановился на лице подруги. Она снова прокрутила перед собой сцену: застывшее лицо Паулиньи, в которое бьет белая струя… Владение этим секретом возбуждало Дженифер так, что она удивлялась самой себе. Дженифер наслаждалась своей властью, ведь она могла повернуть разговор так, что Паулинье все станет понятно.
– Все в порядке, Паулинья?
Паулинья посмотрела на нее, приоткрыв губы, слегка качнула головой.
– Дженифер, какая мерзость…
Дженифер сразу же почувствовала себя неловко. Несмотря на пьянящее предвкушение того, что подруга будет говорить о вещах, уже ей известных, описывать в подробностях моменты любви, Дженифер ощущала себя предательницей. Поэтому она постаралась сохранить спокойствие и не выдать своего волнения.
– Это было у Рея… вот сукин сын…
– Почему, Паулинья?
– А ты как считаешь?
Дженифер опустила глаза. В такие минуты Дженифер тяготилась собственной юностью, тем, что она еще девушка.
– Но я больше никогда…
– Ты говорила с ним о Стефании?
– Конечно.
– И что?
– Он сказал, что та все врет, а что еще?
– Но ты ведь сказала о том, что это я тебе все рассказала?
– Да, а как иначе, откуда мне еще было узнать?
– Теперь он, наверное, ненавидит меня.
Паулинья пожала плечами и встала стряхнуть пепел в окно.
– Успокойся, Дженифер… да пусть он сдохнет…
Паулинья вновь присела на кровать, посмотрела на Дженифер, и лицо ее мгновенно озарилось лукавой улыбкой владельца тайны.
– Дженифер, ты просто с ума сошла этой ночью… И я тоже…
И Паулинья расхохоталась, прикрыв рот рукой. Однако Дженифер осталась серьезной, слегка покраснев.
– Что с тобой, Дженифер? Тебе неловко за то, что случилось?
Дженифер протянула руку к лицу подруги. Паулинья пододвинулась ближе. Пальцы Дженифер скользили по ее коже, грудь тяжело вздымалась. Дженифер провела ладонью по щекам Паулиньи, по ее губам, векам, волосам – везде, куда попали капли семени Рея.
Паулинья схватила руку подруги и, смеясь, отклонила лицо.
– Хватит, Дженифер! Не надо снова…
– Я видела, как Рей кончил тебе на лицо.
Паулинья застыла с открытым ртом и остановившимся взглядом. Сжала руку Дженифер, не отрывая от нее глаз, и густо покраснела. Затем на миг отвела взгляд, сухо улыбнувшись, и опять уставилась на Дженифер.
– Видела?! Как?
– Я пробралась в дом и следила за вами.
Дженифер говорила тоном испорченной девчонки. Даже голос звучал как-то по-детски, как будто она только что совершила непростительную шалость.
– Вот идиотка! Ты зашла в дом?
