– В Бруклине или у Ноулсов?
– Нет, – раздраженно ответила старуха. – В его настоящем доме.
– Где он находится? – спросила Эви.
– Как же, в Бретрине, милая. На старом холме, рядом со всеми посвященными.
Кажется, время остановилось. Эви будто издалека услышала собственный голос.
– Мистер Гоббс был из Бретрина?
– Да, конечно.
– Но ведь после пожара в Бретрине не осталось выживших, – изумилась Эви.
– Остался только один. Милая, ты не передашь мне вон ту шляпную коробку?
Эви сняла с комода коробку и передала ее старухе. Оказалось, что в коробке было двойное дно. Мэри достала молитвослов в кожаном переплете, а затем пожелтевшую, сложенную вчетверо бумажку, которую передала Эви.
Это была запись в приходской книге Бретрина, датированная 6 июня 1842 года: Йоханан Хоббесон Олгуди, сын пастора Джона Джозефа Олгуди и Рут Олгуди (умершей от родов).
– Какую жертву они сделали ради него, избранного!
Дочь Мэри Уайт отдернула занавеску и показалась на пороге со шприцом в одной руке и гибкой трубкой в другой.
– Я ждала, – взвилась на нее Мэри Уайт. – Ты хочешь, чтобы я страдала, не так ли? Моя жизнь раньше была такой хорошей…
– Да-да, я помню. Когда ты жила в особняке на холме. Я знаю. Если ты бы не платила огромные налоги за эту развалину, нам бы не пришлось жить в этой вонючей дыре. Ты когда-нибудь об этом думала?
Мэри Уайт слегка застонала, когда дочь вставила иглу в ее покрытый синяками сгиб локтя и расправила трубку. Уже через мгновение глаза старухи заблестели от морфия.
– Он возвращается, вы знаете? – У нее начал заплетаться язык. – Он сказал, что вернется за мной, и я жду. Я сохранила все для него. Он сказал, что вернется, и я это знаю. – У нее закатились глаза. – Такой прекрасный человек.
Когда Мэри Уайт растворилась в наркотическом бреду, Уилл с Эви распрощались с хозяйкой и ушли. Они спешили домой, лавируя среди прогуливающихся на солнышке семейств.
– Ну конечно же! – воскликнул Уилл. Он встал как вкопанный перед красочным плакатом, рекламирующим дикаря с Борнео. Рядом с палаткой мужчина в ярко-красном цирковом смокинге и цилиндре приглашал гостей зайти внутрь. «Войдите и посмотрите на дикаря – полумонстра, получеловека!» Прямо за их спинами вагонетки американских горок медленно поднимались на самый верх с мерным «щелк-щелк-щелк», перед тем как унестись с обрыва вниз и в мертвую петлю. Седоки завопили одновременно от ужаса и от удовольствия. Это был последний день работы горок перед закрытием сезона до следующего лета.
– Ну конечно же, – еще раз сказал он, словно убеждая самого себя. – Все сходится.
– Прекрасно. Теперь ты не мог бы мне объяснить, в чем дело?
– Йоханан – это еврейский вариант имени Джон. Джон Хоббесон Олгуди. Или Джон Гоббс, – сказал Уилл. – Страшный Джон Гоббс был сыном пастора Олгуди – и избранным. Тот самый Зверь из пророчества. Он вернулся, чтобы завершить работу отца и устроить Армагеддон на этой земле.
Они пошли дальше, и Уилл говорил так же быстро, как делал шаги:
– Мэри сказала, что он должен поглотить весь грех этого мира. Забрать себе все грехи. Вот почему он забирает у жертв части тел в соответствии с книгой: он их поедает. Это древняя магия: идея о том, что с поглощенной плотью твоих врагов тебе передается часть их силы. И они уже не смогут тебя победить! Два, пожалуйста – и с соусом! – Он остановился перед ларьком с хот-догами. Выудив из кармана две монеты, он передал их мальчику за прилавком, в обмен получив два хот-дога. Один из них он протянул Эви, и та посмотрела на него в ужасе.
– Ой. – Она скривилась, глядя на еду. – Правда, дядя…
Уилл проглотил свой за два укуса, продолжая говорить.
– В случае Джона они помогают ему переродиться. Дают ему силу.
Эви осторожно откусила от своего хот-дога. Он оказался, как ни странно, вкусным, и она поняла, что даже разговоры о каннибализме теперь не в состоянии перебить ей аппетит.
– Если талисман – это его связь с реальным миром и его защита, тогда мы должны ее уничтожить. Таким образом, мы уничтожим его связь с этим миром. Это верно?
– Звучит вполне обоснованно.
– Но Мэри сказала, что его похоронили с ним.
– Да. – Уилл призадумался. – Работенка предстоит грязная.
Эви перестала жевать.
– Ты же не можешь говорить об этом всерьез. – Она посмотрела на него удивленными глазами. – Помада святого Людовика! Ты серьезно.
Уилл смял обертку своего хот-дога и бросил ее в мусорку.
– Поедем на север, в Бретрин. И нам понадобится лопата.
* * *
Джерихо вернулся в Беннингтон из государственного архива, куда он ездил по просьбе Уилла. Он даже не стал снимать свое пальто.
– Нашел! Все документы.
Он вручил их Уиллу и угрюмо кивнул Сэму, который сидел за обеденным столом с Эви.
– Сэм. А ты припозднился.
– Просто не бросаю Эви в одиночестве. – Он триумфально улыбнулся, глядя на Джерихо.
Уилл принялся зачитывать документы вслух:
– Йоханан Хоббесон Олгуди попал в приют Новой Звезды, где его официально зарегистрировали 10 октября 1851 года. Директор оставлял на его счет лишь короткие записи, но они характеризуют Йоханана Олгуди как тихого, но злобного и заносчивого мальчика, склонного к жестокости, к тому же писающего в кровать. Когда его привели к директору для острастки, он сказал только: «Я Змий-искуситель, избранный Господом Богом». Остальные дети остерегались его. Он звал себя Зверем. После двух неудачных попыток Йоханану удалось бежать летом 1857 года. Больше никаких сведений нет.
– Теперь мы знаем, что это он. Но остается непонятным, как его остановить, – сказал Джерихо, наконец сняв пальто и повесив его на крючок. – Ведь последняя страница Книги Братии с заклинанием для уничтожения Зверя была вырвана. Ты сказал, что мы должны обезвредить фанатика его же оружием. Но как мы сможем разыскать нужную информацию? Комета прилетит через два дня.
– Я хочу вам всем кое-что показать. – Эви развернула салфетку, в которой лежало кольцо Джона Гоббса.
– Это то, что я думаю? – спросил Уилл. Когда она кивнула, он нахмурился. – Это уже похоже на вредную привычку, Евангелина.
– Уилл, если я смогу его увидеть и понять, мы сможем на шаг опередить его.
– Ты считаешь это удачной идеей, куколка? Ведь этот парень – настоящий убийца, – заметил Сэм.
– И призрак, – добавил Джерихо.
– Какой смысл в обладании такой силой, если ее нельзя использовать?
– Я восхищен твоей смелостью, но уже сомневаюсь, в здравом ли ты уме, – подколол Сэм.
