Грозно рычал Антип, поддаваясь всеобщему агрессивному настроению.
Мать хлюпала носом, а Соевый Батончик поскребся в дверь, неустанно повторяя: «Папа, папа!»
На зов сына Хабиб покинул убежище и предстал перед семьей пленным.
— Все, — определил Птичик. — Все! — Хабиб поднял на него испуганные глаза, давно уже не похожие на спелые маслины, и ожидал от этого огромного подростка насилия. — Все, ты больше здесь не живешь!
— А где? — спросил Хабиб.
— Ну как где? — удивился Анцифер и уточнил: — У каждого человека есть своя родина. Там ему лучше жить! Где родился, там и пригодился!.. Давай, дорогой, собирай вещи!
Хабиб было к матери оборотился, протянув к ней худые руки, но та виновато отвернулась, совершая в очередной раз предательство.
Всей семьей собирали Хабибовы вещи, оставили только кальян на память о нем, а он сидел в кухне на табуреточке и глядел в окно на осень. В этой стране всегда осень, думал он, даже когда лето и зима.
Мать его ребенка достала с полочки турецкий паспорт и протянула мужу.
— Я провожу его! — вызвался Птичик.
Он взял чемодан с вещами отчима и пошел на выход. Как бычок на заклание, поплелся за ним Хабиб. Уже в дверях он вскинулся и спросил:
— А сын?.. Сын мой как?
— Как-как! — отшила Хабиба Верка. — Ребенок с матерью должен жить!
Анцифер шел по улице чуть впереди Хабиба и думал о том, что не всегда мальчик должен оставаться жить с матерью. Сам бы он предпочел остаться с отцом, но Нестор умер, не оставив вариантов.
— У меня нет денег на самолет! — признался Хабиб.
Анцифер оборотился и, немного подумав, решил:
— У тебя вид на жительство российский есть! Быстро найдешь работу, недели за две заработаешь на билет.
Хабиб кивнул, а потом неожиданно заплакал. Его густые, похожие на оливковое масло слезы капали на асфальт.
Птичик подошел к нему и сказал:
— Обними меня, я дам тебе силы!
И Хабиб обнял этого странного подростка и действительно ощутил прилив сил, он больше не плакал, а успокоенно дышал на плече пасынка.
Через минуту Анцифер осторожно отстранил от себя Хабиба и добавил на прощание:
— А теперь уходи!.. Зверь!..
Возле подъезда Анцифера поджидал учитель.
— Ты где был?! — заорал. — Я в тебя вкладываюсь, а ты не ценишь!.. Где прячешься?! Я стараюсь, а ты!..
— Не надо кричать! — попросил Птичик. — Я же не раб ваш. У меня своих дел много!
— Почему ты не ходишь в институт?
— Я влюбился.
Учитель был обескуражен. Он знал, что такое быть влюбленным. Вспомнил рыжую Джоан и поинтересовался:
— А как же Нобелевская премия?
— Отложим.
— Надолго?
Анцифер пожал плечами: мол, кто знает, сколько любовь продлится.
Учитель сел на тротуар, обхватив руками голову. Он понял, что появившаяся надежда стать великим педагогом, чей ученик прославит Россию, канула в Лету. Перспектива возвращения в обычную школу на должность учителя физики навевала мысль о самоубийстве.
— Да не переживай ты так, учитель! Все еще будет!
— Тебе не понять! Когда перед тобой открыты все двери мира, когда ты обласкан планетой и любимой женщиной, вдруг тебе на голову падает горшок какой-то старухи Мейсен — и все! У тебя ничего нет! Твои мозги пусты и бездарны! Девушка твоя, солнце всей твоей жизни, отворачивается от тебя, — а зачем тогда жить?! Зачем жизнь без рыжей Джоан?..
Анцифер глядел на учителя, на его поражение от собственной жизни, и искал выход. Он нашел его быстро:
— Я тебе помогу.
— Как? — спросил учитель, в его глазах бултыхнулась надежда: — Вернешься в институт?
— Нет.
Надежда бултыхнулась и захлебнулась.
— Я решу пять самых трудных задач в истории и их решение подарю тебе! Если не будешь дураком, хватит на всю жизнь! И женщина вернется. Солнце твое! Согласен?..
Пообещав учителю вознесение на олимп славы, Птичик вернулся домой.
— Проводил? — поинтересовалась мать.
— Сука ты все-таки!
Она хотела было обидеться и запереться в своей комнате, но Анцифер удержал ее за руку.
— Ладно, — сказал. — Мне нужно у тебя спросить…
— Не хочу я с тобой разговаривать!
— Ну прости!
— Весь в отца! Тот тоже мудаком был!
— О'кей, один-один!.. Ничья! Я как раз об отце и хотел спросить…
— А чего о нем спрашивать! Чего о нем неизвестно? Лежит себе отдыхает, когда вся его семья страдает!
— Хорош, мам!.. Лучше скажи, не помнишь, что отец перед смертью сказал?
— А чего он сказал? Бред нес всякий! Тебе мозги напоследок решил покалечить. Кажется, удалось!
— Чего он сказал, мам?
— Другой левел! — крикнула из комнаты Верка, играющая с Соевым Батончиком. — Папуся сказал «другой левел», я сама слышала! Кстати, а что такое — другой левел?
Анцифер встрепенулся от Веркиных слов, будто ему стрела в сердце вонзилась, на глаза навернулись слезы, и он попятился, лишенный сил, в комнату, где упал на ковер лицом и заплакал, как в детстве.
А потом Верка гладила его по огромной мускулистой спине, успокаивала, приговаривая:
— Я тоже по папусе скучаю…
— Я могу у тебя жить? — спросил Птичик Алину.
— Если я попрошу, ты должен будешь уйти без вопросов!
— Согласен.
Они лежали в кровати, и Анцифер с удовлетворением чувствовал под собой новые простыни.
— Слишком много секса, Физик! — сказала она. — Я теряю себя!
— Ты всегда можешь отказаться.
— Не могу.
— Парадокс?
— Да.
— Женщине не нужно столько думать. Мыслительный процесс в конце концов делает человека несчастным, особенно женщину.
— Наверное.
Она кормила Анцифера непрожаренным мясом, стирая с его подбородка кровавые капли…
А потом они смотрели в черную дыру. По очереди. Он видел созвездие Лебедя, а она — гибнущего в океане Нестора.
Он постоянно спрашивал, что она наблюдает, и Алина начала врать, что ей представляется звездное небо. Она не хотела злить его.
— Ты больше не видишь отца?
— Нет.
— Знаешь, что он мне сказал перед смертью?
— Что?
— Его последними словами были — «другой левел». Мне кажется, перед смертью он что-то понял, что-то очень важное.
