Ближайшей страной, в которой не предполагалось вводить евро, была Швейцария.
Слон прибыл в эпицентр нейтралитета с чемоданчиком Бориса Борисыча и на месяц закрылся в гостинице Цюриха, в номере которой произвел один миллион швейцарских франков. Один раз он это сделал за жизнь, заплатив за фальшивку долгой депрессией, смешанной с алкоголем.
После окончания работы по созданию фальшивых франков Слон отправился на Федералплац, 12, где открыл номерной счет, заказав к нему две пластиковые карточки.
Деньги, произведенные Слоном, не вызвали у банкиров никаких сомнений… Он ли сомневался…
Вечером, перед утренним самолетом в Берлин, Слон встретил в холле гостиницы поддатого русского и быстро с ним сошелся характерами. Он живо интересовался у нового знакомого, как там в России, какие перемены?..
Валера, так звали нового друга, на вопросы отвечал охотно, вливая в себя порцию за порцией виски.
А потом Валера пригласил Слона к себе в номер, где показал новом другу картину Модильяни. Он плакал, глядя на холст, и все спрашивал Слона:
— Почему она без глаз, Мамонт? Почему?
Слон на «Мамонта» не обижался, все равно ответа на вопрос не знал, плакать ему не хотелось, а потому он распрощался с соотечественником, получив от того на прощание визитную карточку, на которой утверждалось, что Валера — руководитель группы компаний «Гамма».
Слон ничего не знал про «Гамму»…
Из Швейцарии Слон выслал Кристине Егоровне депозитную карточку VISA, а по телефону разъяснил супруге, как пользоваться пластиком.
— Вам этих денег надолго хватит, — пояснил он.
— Ты вернешься? — роняя слезы на грязный московский иол, взывала Кристина Егоровна.
— Конечно, — воодушевленно отвечал Слон. — Ведь вы — моя семья!
— Мы тебя тоже любим, — услышал он голос почти взрослой Нинки и сам чуть не расплакался…
Вторую карточку Слон отправил в Запорожье матери. Он никак не мог дозвониться ей, чтобы объяснить, как пользоваться пластиковыми деньгами.
Через месяц он получил письмо от соседей, в котором сообщалось, что его мать умерла. Она долго страдала перед смертью в недавно открытом итальянцами хосписе и была похоронена на деньги собеса… В письме также была возвращена карточка VISA.
Смерть матери была столь неожиданной для Слона, так мощно он переживал ее внезапный уход за государственные деньги, что даже сходил впервые в жизни в церковь, где вдоволь поплакал.
А потом они трудились с молодым Штефнером, как лошади.
Дядя Даниэла постарался сделать общеевропейский пиар своему племяннику, и надо отметить, это ему удалось прекрасно. Вскоре после начала проекта вся Европа узнала, что будет вскоре пользоваться деньгами, изобретенными и произведенными молодым человеком двадцати лет.
Сие не было совсем правдой, так как проект продлился почти десять лет, прежде чем первые еврики были утверждены быть в ближайшие годы посредниками между обменом товарами. Но к этому времени Даниэлу Штефнеру исполнился тридцать один год, а работа была лишь в самом начале.
— Ты должен понимать, — втолковывал Слон партнеру. — Этот проект — одноразовый! Более такого в жизни не случится! На нашем веку никакие страны не объединятся в другой экономический блок! Нам повезло так, как никому из мира художников и граверов не повезет никогда!
Штефнер все прекрасно понимал сам. Макеты были сделаны, а потому он все чаще стал выказывать Слону недовольство за дурацкие нравоучения. Даниэл был готов к самостоятельной жизни, а потому мучил престарелого дядю уговорами кинуть русского в конце дороги. Михаэль Рознер был человеком старой школы и воспитания, а потому, когда Слона отставили от дела, глава Центробанка Австрии, уже заработавший на производстве евро более ста миллионов, в прощальном разговоре передал Слону чек на пять миллионов долларов.
— Вот негодяй! — сокрушался Слон предательству.
— Все хорошо! — успокаивал русского партнера дядя. — Ведь все так и было договорено! Вы — инкогнито!
— А высшие награды? — вскинулся Слон.
На следующей неделе вы посетите ряд посольств европейских стран! Наши договоренности будут соблюдены в точности…
И действительно, через пять дней на груди Слона сверкали высшие награды Франции, Италии и Германии.
Вручения наград были обставлены так скромно, как будто награждали самого засекреченного разведчика.
Посол Франции не удержался и спросил, что за такая интересная награда у Слона на лацкане рядом с орденом Почетного Легиона?
— Орден Двуречья! — с гордостью пояснил Слон. — Высшая награда Ирака!
Посол был крайне удивлен и все гадал потом — кто этот русский, удостоенный высших европейских наград, да еще и иракским орденом в придачу?.. Сам посол был знаком только с двумя русскими, столь же титулованными, — великими Ростроповичем и Башметом. Но даже у тех не было иракской награды.
«Who is mister Slonov?»
[11]
— спрашивал он себя.
До самой смерти он так и не нашел ответа на этот вопрос.
— Полетели домой! — позвал Слон Алика Ровермана, набрав его номер телефона.
— Куда домой? — не понял бывший переводчик.
— Куда-куда! В Россию! Чужбина — ад, Отечество — рай!
— Так я… — замялся Алик. — Так у меня немецкое гражданство как пять лет…
— Какая разница! — посмеялся Слон. — Полетишь немцем!
— У меня здесь Марик в подготовительную школу ходит!
— Какой Марик?! В какую школу?!
— И Марочка беременная на шестом месяце!
Слон ничего не понимал.
Алик, ты чего это?.. Не понимаю. Что говоришь-то?!
Ну так десять лет прошло… Я здесь прижился…
До Слона дошло.
— Сколько же мы с тобою не виделись, Алик?
— Так лет восемь уже…
Слон несколько минут молчал в трубку. Потом спросил:
— У тебя все хорошо, Алик?
— Спасибо, все хорошо!
— А с деньгами?
— Здесь сейчас много туристов… Я и с олигархами работал переводчиком! Знаете Березовского?.. А Ханова?.. С Крановым пришлось… Хамский человек!.. С Авеном Петром…
Он еще про много чего щебетал незначащего, а Слон всеми мыслями, всем существом своим был уже в России…
Внезапно гравер подумал, что просрал жизнь…
— Прощай, Алик!
— Прощайте, господин Слонов!
Его арестовали на границе.
Русские пограничники самые злые пограничники в мире. Злее только белорусские. И те, и другие высочайшие профессионалы. Мимо них и мышь с недозволенным не проскочит!
