Она размышляла о том, что судьба — это предназначение, смысла которого не существует. Вся жизнь человеческая — лишь кусочек какого-то огромного смысла или, наоборот, бессмыслия. Человеку не дано осознать весь бытийный замысел, оттого и прекрасно жить на белом свете стеклянным осколком, не зная, какой такой фигуры осколок ты!..
В этот раз сопровождающим летел молодой словоохотливый парень с холодными глазами, которому было, вероятно, обидно сопровождать какую-то бабу, вот он и трепался без остановки, стараясь скрыть неудобство.
Она почти не слушала комплексующего парня, продолжая думать о своем, а потом неожиданно встала с металлической скамьи, развязала рюкзак, скинула с себя одежду, оставшись в одних трусах.
Болтун будто ежа сглотнул… Он тупо глядел, как она натягивает на себя маскхалат, как взвизгнула молния, скрыв фантастическую грудь… Он никогда бы не подумал, что у этой тетки такие великолепные формы… Ее безразличность к нему как к мужчине, ее ослепительная нагота еще больнее стукнули парня по самолюбию. Он сидел бледный, как будто ядом отравленный, отвернув голову от нее…
Ей и правда было наплевать на сопровождающего. В этот раз она до мелочей знала задание, назначенная сама себе командиром.
Конечно, она никогда бы не предала «токаря», не променяла бы и на сотню современных винтовок. Сходя с трапа самолета, вдыхая жар песков, она держала на руках, словно младенца, завернутую в брезент свою родную, системы Токарева.
Из-за небольшого административного здания появился араб в тюрбане, в белом платье и шоколадным лицом, который тянул за собой двух осликов.
«Не может быть!» — подумала Ангелина.
Она вглядывалась в глаза араба и узнавала их — черные, с желтоватыми белками.
— Иван? — произнесла она потрясенная. — Иван!
— Нета, нета… — ответил араб, коверкая русские слова. — Не Ивана…
Она помнила, как тогда араб с родным именем Иван тащил ее через пустыню смертельно раненный, спасавший ее для одной, только ему ведомой цели!.. Она точно помнила, что, умерев, Иван превратился в белый шоколад…
— Кто ты? — опять спросила она.
— Саша, — коротко объявил себя проводник.
И тут она поняла… Этот Саша — сын того Ивана, что отдал за нее жизнь больше двадцати лет тому назад… Она припомнила смуглого мальчишечку, которого оставила в этой стране сиротой.
— Ты помнишь меня, Саша? — едва сдерживаясь, почти закричала она.
— Нета, нета…
— Твой отец и я…
— Пора, — просил русский сопровождающий. — Время!
— Не надо, чтобы он со мною ходил! — вдруг озлилась Ангелина. — Пусть остается!
— Это невозможно! Вы не найдете путь!
— Дайте другого проводника!
— Больше никого нет! — почти плакал сопровождающий.
— Ты помнишь меня?!!
— Нета, нета!..
Наконец она взяла себя в руки, и они пошли…
Все было, как тогда… Пески и натертые боками ослика ляжки… Липкое тело и твердая уверенность, что Родине помогут ее мучения…
И опять была приготовлена лежка с кувшином прохладной воды, вкопанным в песок. Цейсовский бинокль в чехле… Она сняла очки и оглядела окрестности…
В небольшом оазисе, казалось, не было жизни… Стояла такая тишина, что было слышно, как течет песок, гонимый легким ветерком…
Она приникла к резинке винтовочного прицела… Ждала… Время остановилось вместе с солнцем, которое пыталось вскипятить мозг…
Внезапно Ангелина почувствовала короткую боль в голове, оторвалась от прицела и увидела ящерку. Сделанная будто из чистого золота, она смотрела на нее, поднимая поочередно лапки, чтобы не обжечься… Машинально Геля потянулась к ней, дотронулась до хвоста, который тотчас отделился от ящерки, оставшись вертеться возле ее руки…
А она — шустрая, облегченная без хвоста, помчалась через пески, страны и континенты, где вновь очутилась у своего хозяина по фамилии Микелопулоус, который ужасно нервничал такому долгому отсутствию своего сокровища, вернувшегося к тому же без хвоста…
Геля вернулась к оптическому прицелу, в перекрестье которого тотчас появилась цель. Она плавно спустила курок, выпуская пулю…
Пуля попала в затылок, и, прежде чем умереть, жертва успела обернуться… Это был не мужчина, как она ждала, а женщина с прекрасными, но уже мертвыми глазами… Геля облажалась…
В этот раз в ответ никто не накрывал их минометным огнем, и они быстро добрались до аэродрома.
— Как? — волнуясь, интересовался сопровождающий. — Все хорошо?
Он утирал со лба пот и всматривался в ее глаза, стараясь найти в них подтверждение, что задание выполнено.
— Лажа, — спокойным голосом произнесла она. — Улетаем…
— Как лажа?!
— Поехали!
Парень подумал, что вместе с этой лажей и его карьера закончилась. Он разом сник и медленно поднялся по трапу в кабину самолета.
— Прощай, Саша!
— Давай, давай! — ответил араб.
Самолет коротко разогнался, унося Ангелину на Родину.
Араб Саша смотрел на взлетающую железную птицу, заслоняя глаза от палящего солнца, шоколадной ладошкой. Он отлично помнил эту белую женщину, которая давным-давно, когда он еще был ребенком, унесла в небо его отца…
— Чтоб ты сдохла! — произнес он по-арабски вослед…
Ни наград, ни статей — ничего не было!..
Ее даже не встретили в военном аэропорту. Сопровождающий растворился самым чудесным образом в пространстве.
Добиралась Геля до Москвы на электричке. Под стук колес обдумывала, что скажет Тимуру Ашраповичу… Так и не придумала. Рассчитывала, что ее глаза сами все объяснят… Нет снайпера, который не ошибался!.. Но тот, кто ошибся, больше не снайпер!..
Добралась до здания на Лубянке и протянула удостоверение проверяющему.
Прапорщик чересчур долго вчитывался в ее фамилию, шепча губами:
— Ле-бе-да…
Она заметила, как лицо караульного немного раскраснелось. Затем постовой сунул ее удостоверение в нагрудный карман и сообщил:
— Ваши документы больше не действительны!
Она ни о чем более не спрашивала, просто просидела возле входа на банкетке целый час. Затем решительно поднялась и вышла прочь.
Она съездила в Тушино, на стрельбище, где пыталась отыскать Хмурова.
— Пропал куда-то! — сообщил ей солдат на КПП. — Два дня не появлялся. Может, заболел?.. Давно у нас не были. Пострелять заехали?.. Вы — ас!..
А потом к солдату подошел командир КПП, который еще недавно пытался ухаживать за Ангелиной, а теперь орал истерически:
— Почему на стрельбище посторонние?!!
