— Кто? — опешил солдат.
— Я спрашиваю, какие документы были представлены этой гражданкой для прохода в охраняемую зону?!!
— Это же…
— Смирно! — рявкнул офицер. — Немедленно препроводить постороннюю за территорию объекта!
— Есть!
Геля уже все поняла и сама быстрым шагом направлялась к выходу.
— Извините, — проговорил вдогонку солдат.
Трясясь в переполненном автобусе, она думала о произошедшем как о закономерном. Ни на кого не обижалась. В ее профессии, на таком уровне, ошибаться равносильно позору. Она подвела страну, Тимура Ашраповича и Хмурова. Она, полный кавалер орденов Славы, перечеркнула все свое прошлое и прошлое близких ей людей…
* * *
Ей было так больно!.. Ангелина никогда не могла представить себе, что такая боль может случиться с человеком. Казалось, глаза наполнились черным светом, зрачки расширились до границ белка и вращались бешено!..
Она пыталась кричать, но загубник, через который поступал в легкие воздух, был сжат ее зубами, не пуская крик на волю…
Казалось, что тело погружено в какую-то кислоту, которая растворяет все ее существо!..
«Мама!!!» — прокричал мозг.
Она должна была непременно умереть от такой боли! Хотя бы потерять сознание!..
Жидкость, заполняющая камеру, добралась до лица… Чудилось, что кожа, растворенная в кислоте, стекает с костей!
Мама!!!
— Терпеть! — расслышала она голос Утякина.
«Сволочь!» — закричал мозг в ответ.
Утякин внимательно следил за стрелкой секундомера.
Конечно, доктор знал, что сейчас испытывает его пациентка, а потому он подошел к камере и ввел из шприца в капельницу мощную дозу обезболивающего. Сделал это Михаил Валерианович вовсе не из сострадания к подопытной, а из соображения эксперимента — полной его составляющей. Ему необходимо было знать все крайности происходящей процедуры.
На миг Ангелине показалось, что боль отступила, она даже чуть челюсть разомкнула. Но здесь вновь, будто миллион раскаленных игл вонзились в ее тело.
«Это все! — промелькнуло в мозгу. — Смерть!..»
Но она не умирала, попав наяву в самый банальный ад. Ее варили живьем! С нее сдирали кожу!
Впрочем, так оно почти и было.
В состав жидкостей, участвующих в омовении Ангелининого тела, входили как известные кислоты, так и составленные Утякиным. Задача этих сочетанных жидкостей состояла в том, чтобы уничтожить кожный покров человека, не затронув мышечную ткань, а тем более не повредить нервных окончаний.
Любой ученый химик определенно бы отверг такую возможность, но для Утякина не существовало неразрешимых задач. Он твердо верил, что Ангелина выживет и станет первой из живущих на Земле, чье существование на этой планете будет продлено на чрезвычайно долгое время…
Возможно ли такой эксперимент провести и с остальным человечеством?.. Ответ был однозначным — нет!.. Существовало еще одно необходимое условие, чтобы все произошло, как предполагал Михаил Валерианович… Это «условие» принадлежало Чармену Демисовичу и хранилось у него на древнем ониксе перстня, который тот носил на волосатом пальце…
Укус золотой ящерки в гипоталамус являлся необходимым дополнением к изысканиям ученого. Именно так. Не ящерка главенствовала в борьбе с естественной смертью, а его, утякинский, гений! Только он может справиться со старой, никчемной кожей, разлагающейся от злокачественных клеток!.. А с тем, что впрыскивает ящерка, Михаил Валерианович непременно разберется, как только заполучит пресмыкающееся в свои умелые руки.
* * *
Дорогой «Бентли» подъехал к банку СЦБ.
Чармен Демисович знал хозяина, а потому заранее договорился с ним о встрече.
Банкир чрезвычайно нервничал, так как не ведал о причине визита столь влиятельной особы.
Конечно, Жорж Евгеньевич, репатриант СССР-Франция-Россия, сам бы немедленно примчался в любую точку мира, позови его Чармен Демисович. Но уважаемый человек настоял на самоличном прибытии в офис Жоржа.
Банкир успокаивал себя тем, что Цыгану, так звали в мире бизнеса сегодняшнего посетителя, на фиг не нужен его банк со всеми активами, коих имелось для Жоржа количество достаточное, а для Цыгана — ничтожное! Но тогда зачем?.. Ведь они едва знакомы!..
Крякнул селектор.
Мягкий голос секретарши Лизы начал излагать информацию:
— Жорж Евгеньевич! Звонили из французского посольства, ждут с супругой на концерте Бахмета…
— Башмета, — уточнил репатриант.
— Учла… — Лиза виновато вздохнула и продолжила: — В приемной сучит копытами Руденко, чего-то там у него срочное, Пухляев хочет проконсультироваться перед Счетной палатой, и некий господин со странной фамилией Мике… Микелопулоус… Приглашаю Руденко?
— Приглашаю только я! — почему-то озлился Жорж Евгеньевич, обычно хоть и холодный мужчина, но корректный. — Всех на хер!.. Пригласи господина Микелопулоуса и извинись за его ожидание!
— Он только что пришел…
— Не будешь понимать — уволю!
Через двадцать секунд Чармен сидел в кресле черного дерева с красной обивкой. Уселся прямо в пальто, спину держал прямо, уперевшись двумя руками о трость.
— Такое же у Сталлоне! — возвестил Жорж. Чармен Демисович чуть повернул голову, выражая недоумение.
— Я имею в виду кресло, — стушевался банкир. — Гарнитур мебельный у актера такой же!..
Жорж Евгеньевич назвал себя идиотом, конечно, про себя.
— Красиво, — согласился Чармен и замолчал на несколько долгих, почти бесконечных минут.
Банкир готов был ожидать хоть две вечности.
Звякнул телефон, Жорж тотчас отключил его.
Наконец Чармен Демисович достал из серебряного чехла сигару, раскурил ее, заставив мучиться слабые легкие банкира, а затем спросил:
— Вы, Жорж Евгеньевич, зачем у детей садик отобрали?
— Какой садик? — опешил банкир.
— Насколько я знаю, ваш банк располагается в помещении бывших яслей для детей-сирот!
«Точно, — подумал репатриант, — решил банк отобрать!» Сам же кисло улыбнулся и ответил:
— Что вы, Чармен Демисович! Я — не грабитель и не рейдер! Ясли принадлежали Литфонду России, я у него и купил сие здание.
— А детишек куда дели?
Жорж Евгеньевич развел руками.
— Знаете, сколько я на благотворительность трачу?
— Конечно, — ответил Чармен и пустил к потолку такую густую струю дыма, что банкир испугался, как бы не сработали датчики дыма. — Признайтесь честно, Жорж Евгеньевич, где архивы яслей?
