Исчезнув под прилавком, Светка грубо выругалась, а после того, как боль ушла, сообразила, что перед ее глазами только что мелькнуло лицо сокроватника Мыкина, который был самым лучшим любовником в ее жизни, но любил крайне редко, так что Светка в промежутках забывала его, переключаясь на мужчин похлипче…
Как только она вспомнила всю мужественность Мыкина, тотчас появилась из-под прилавка, сияющая, словно влюбленная девица.
– Здравствуй, – сказала она.
– А как же моя колбаса? – напомнила о себе старушка.
– Ах, бабка, отвали! – с той же улыбкой проворковала Светка и толкнула старухе покупку.
– Здравствуй, – поприветствовал Мыкин и взял продавщицу за мягкую руку. – Мой друг – Митрохин! Прошу любить и жаловать!
– Так уж сразу и любить! – закокетничала женщина, но все же протянула Митрохину ладонь, левую, поблескивающую колбасным жиром. – Светлана!
– Ну как ты?
– Замечательно!
– Отпроситься можешь?
– А что случилось?
– Проблемы у нас, – признался Мыкин.
– А что такое?
– От жен ушли! – неожиданно соврал Митрохин.
– Ишь ты! – изумилась Светка. – И оба ко мне? – И захохотала сально.
– К тебе, – ответил тепловик серьезно.
– А я теперь, дорогой, не одна!
– Замуж вышла?
В вопросе Мыкина содержалось столько горечи, что Светка не выдержала, перестала смеяться и объяснила, что живет сейчас с местным грузчиком и помогает ему воспитывать девочку, чья мать сбежала в неизвестном направлении.
– Но он импотент! – зачем-то добавила продавщица.
– Можно мы пока у тебя поживем? – попросился тепловик. – Мы ненадолго.
– Да живите сколько хотите!
Продавщица добавила, что проживает сейчас на жилплощади грузчика, а потому ее хата свободна и вот от нее ключи. Она протянула связку Мыкину и недвусмысленно ему улыбнулась.
– Идите устраивайтесь! Адрес-то не забыл?
– Помню, – удостоверил тепловик.
– А я навещу вас, мальчики!
– Будем рады и счастливы! – пропел Митрохин, которому вдруг отчаянно захотелось завалить эту толстую бабу и оставить в ней свой след.
– На чужой каравай рта не разевай! – зло предупредил Мыкин, когда друзья покинули магазин.
– Да я что! Да как ты!.. – сыграл благородный гнев сотоварищ. – Баба друга – не баба!
– Смотри!
– Вот тебе крест! – побожился Митрохин.
– Да где крест-то твой?!. – заглянул Мыкин за расхристанный ворот друга.
– Нету креста на тебе!
– Просто в шкапчике забыл! – оправдался Митрохин.
Они добрались до дома Светки и запросто проникли в квартиру, которая оказалась двухкомнатной, с приметами зажиточности.
Митрохин тут же завалился на кровать с белым покрывалом и горкой подушек в накрахмаленных наволочках, сказал: «Кайф!» – и зажмурил глаза, в которых тотчас побежали белые слоники – мал мала меньше, стоящие на трюмо.
– Она чего, ворует? – Митрохин открыл глаза и, ткнув пальцем в пульт дистанционного управления, включил большой телевизор.
– А ты как думал? На зарплату, что ли? – Сам Мыкин уселся в большое плюшевое кресло, покрытое швед-ским пледом. – Выключи телевизор!
– А чего?
– Соседи услышат, а они же знают, что Светка на работе – милицию вызовут. Ты хочешь милицию?
– Нет, – твердо ответил Митрохин и щелкнул пультом.
Наступила тишина. Друзья молчали…
Через пять минут оба уже спали, накачанные пивом, наволновавшиеся за последнее время. Митрохину снилась его дочь, прыщавая Елизавета, и он отчетливо видел, как она тыкает шприцем себе в руку, а затем закатывает глаза к вечности, и что там в этой вечности – одной ей известно!.. Митрохин от безысходности заскулил во сне…
Мыкину снилась рыбалка, в которой он вышел совершенным победителем, выудив огромного сома, голова которого почему-то принадлежала Ильясову и говорила жирными рыбьими губами: «Зачем вы меня обижаете?..» От этого видения Мыкин застонал, и у друзей получилось нечто вроде кошачьего дуэта…
Разбудила их Светка, вернувшаяся с работы и притащившая целый мешок продуктов.
– Ну что, мальчики, кушать будем?
– Конечно, девочки! – весело согласился Митрохин и опять замечтал, как бы он оприходовал сладкую бабищу на этой самой кровати с горкой подушек, на которых сейчас возлежал.
– Поедим, – согласился и Мыкин.
– Ну тогда я пошла на кухню! Вы тут не скучайте без меня!
Она ушла, покачивая огромными бедрами от стены до стены, а Митрохин чуть слюну не пустил, словно собака боксер.
– Везет тебе! – прогнусавил он.
– Чегой-то? – не понял Мыкин.
– Завалишь ее на перину…
– Поделюсь.
– Эх!.. – не ожидал Митрохин, и глаза у него загорелись пожаром, а в штанах затрещало дешевым сатином. – Эх, друг! Дружище!.. Да я за тебя в огонь!.. В воду!!!
– Спокойно! Сначала поедим!
– Согласен.
С кухни потянуло вкуснятиной, и оба зачмокали губами.
– Колбасу жарит, – предположил Митрохин.
– Станет она размениваться! – высокомерно усмехнулся тепловик. – Котлеты пожарские стряпает. Я по запаху определяю! С картошечкой!
– Вот баба! Мечта! – Митрохин потянулся. – А как она в койке?
– Затаскает. Всего высосет! До края! Потом два дня с кровати не встанешь!
– А мне некуда торопиться! – не испугался Митрохин. – Да и я кой-чего могу!
– Да что ты? – деланно удивился Мыкин. – И что, сзади можешь бабу?
– Велика наука! Я и сбоку могу!
– Это как это? – удивился тепловик.
Митрохин не знал, как это сбоку, но виду не показал, лишь подморгнул, мол, сам увидишь!
– Ну-ну!..
А потом они ели ужин из трех блюд, запивая пожар-ские холодной водочкой, отбивные настоечкой, а компот не запивали по причине его самостоятельности пития.
А еще потом, разморенная обильной пищей и алкоголем, Светка стала недвусмысленно поглядывать на Мыкина, утирая с груди водяной конденсат.
– Ну пошли! – согласился Мыкин и, взяв Светку под зад, подтолкнул бабу к спальне.
– А как же я? – зашептал Митрохин. – Я как?..
– После, – отмахнулся тепловик.
Это после наступило через три часа. Мыкин вышел, зевая во весь рот и почесывая безволосую грудь.
– Не спишь еще? – вяло спросил он друга.
