– Лиокумович?.. – удивился будущий градоначальник и посмотрел на густо покрасневшего спутника. – Ну-ну!..
Отцы города на том закончили с человеком-деревом, причем у затянутого в костюм возникло нестерпимое желание срубить говорящее растение, распилить деревяшку на части и подвергнуть огню…
Из-за сакуры появились Жечка Жечков и оператор-латыш Каргинс.
Усталый до крайности Жечка поглядел в видоискатель камеры, промотав пленку с самого начала, и, казалось, был удовлетворен.
– Ну что, дерево? – проговорил представитель Книги рекордов. – Мне что-нибудь скажешь?
– А что ж не сказать, – откликнулся Семен. – Ты станешь богат! Ты будешь владеть фантастическим состоянием. Ты сможешь играть в казино столько, сколько захочешь, а денег у тебя не станет меньше!
– Сколько я буду жить?
– Ты умрешь через час после того, как скончается твой оператор!
Оператор вздрогнул и чуть было не выронил камеру.
– А когда умру я? – поинтересовался он, вдруг ощутив противную дрожь в районе поясницы.
– Тебе я не могу сказать этого, – проговорил усталыми губами Семен. – Но ты тоже станешь богатым!
– Почему не можешь?!! – возмутился оператор. – Сказав «а», скажи и «б»!
– Что мне говорить, решаю я, – спокойно ответил человек-дерево.
Каргинс огляделся по сторонам и схватился за стоящую возле стеклянной стены лопату.
– А я решил срубить тебя!
– Дело твое!
– Последний раз спрашиваю! – оператор замахнулся.
– Мое время погибать еще не пришло.
– Ах ты!.. – оператор со всей силы рубанул по ноге-корню. Раздался неприятный хруст, прыснуло кровью, но какой-то чересчур светлой, и Семен сморщился от боли.
– Ты что делаешь! – вскричал Жечка Жечков. – Нас же посадят! Грош цена нашим съемкам!..
– Он говорит, что конец его еще не пришел, – бушевал латыш. – А я говорю, пора!
Он вновь размахнулся лопатой, но тут раздался вы-стрел. Стоящая на земле камера разлетелась вдребезги. От ужаса представитель Книги рекордов побелел и заговорил быстро-быстро:
– Кто?!. Где?!. А?..
Стрелял из темноты садовник Михалыч.
– Еще одно движение – и выстрелю в голову! Бросай лопату!
Оператор-латыш покорно отбросил лопату в сторону и поднял руки.
– А ну, валите отсюда! – приказал Михалыч. – Чтоб ноги вашей здесь не было!
– А ты чего, старик, здесь командуешь? – попытался было воевать Жечка, но, встретившись глазами с двумя ружейными стволами, ретировался. – Уходим… Ах, гадина, кассета вдребезги!
– Ну!..
Они ушли, а Михалыч накопал из-под сакуры землицы и стал затирать ею рану. Человек-дерево изредка морщился от боли, но вел себя достойно мужчины.
– Может, завтра передышку сделаем? – предложил садовник.
– Нет, – отказался Семен. – Времени мало.
– Ну, будь по-твоему…
Старик до конца обработал рану, затем снял с себя ватник и расстелил его возле сакуры.
– Посплю здесь, – оповестил он. – Охранять тебя буду!
Семен улыбнулся. Раздался страшный треск, и остатки отцовых брюк лохмотьями легли у подножия человека-дерева. До пояса тело Семена было сплошь покрыто толстым слоем коры.
– Польешь меня утром.
– Непременно, – закивал Михалыч и улегся на телогрейку. – Кора-то дубовая!
– Нет, – отозвался Семен. – Я дерево – хлебное…
– А-а, – протяжно зевнул Михалыч. – Помирать мне скоро!..
В уголках глаз его загорелись лукавые искорки.
– Хитер ты, старик, – улыбнулся Семен. – Спи, у тебя будет очень долгий последний сон.
– Вот и ладно, – успокоился Михалыч, еще раз зевнул и заснул по-детски быстро…
На следующий день в Ботаническом саду перебывала почти половина города, и у каждого был свой вопрос. Что самое интересное – подавляющее большинство не интересовалось у человека-дерева продолжительностью своей жизни, а обходилось более спокойными вопросами, касающимися в основном здоровья, материального благосостояния и т. д.
В два часа дня очередь дошла до майора Погосяна, который пришел в штатском костюме, дабы не привлекать внимания возможных знакомых. Лицо его было бледно, щеки впали, как будто он перестал кушать долму и хошлому.
– Я – армянин!
– Ну и что?
– Армянам тоже можно задавать вопросы? – поинтересовался милиционер.
– Конечно, – ответил Семен. – Я тоже не русский.
– А говорят, вы новый русский пророк! – Майор погладил живот.
– Глупости! Что вы хотите узнать?
– Я уже знаю. Я хочу, чтобы вы подтвердили мое знание.
– Говорите.
Погосян помялся.
– Я боюсь умирать.
– Понимаю.
– Это произойдет до Нового года?
– Вы целиком проживете этот год, – ответил Семен. – До последней секунды. Но ни секунды в следующем. Вы умрете в тот самый короткий миг паузы между годами.
Майор стоял, поникнув головой. Он пожимал плечами и облизывал губы, собираясь что-то сказать еще.
– Я знал это. Спасибо.
– Время в состоянии растягиваться беспредельно, а также беспредельно сжиматься. Время – понятие субъективное. Пауза между годами для вас может растянуться на тысячелетие. Идите спокойно!..
Лицо Семена искривилось, как будто от боли.
– Что такое? – участливо поинтересовался Погосян.
Человек-дерево приподнял рубашку, и майор разглядел, как кора захватывает человеческую грудь, сжимая ее тисками, сочась какой-то бурой жидкостью.
– У меня тоже так случается! – посочувствовал милиционер и приподнял свитер, обнажая свой круглый, как шар, живот, который отливал неестественным синюшным цветом. – Вот, комок моих невров заболел… И из пупка какая-то гадость по вечерам вытекает.
Он растерянно смотрел на человека-дерево, стоя с голым животом, и во взоре его была робкая надежда хотя бы на что-то чудесное, но Семен лишь помотал головой в ответ и закрыл свои черные глаза.
– Я могу только сказать. Но ничего не могу сделать, – произнес человек-дерево. – Время мое тоже сочтено.
– Понимаю, – ответил Погосян, и во взгляде у него погасло. – Я пойду?..
Семен кивнул…
К пяти часам возле человека-дерева появилась женщина.
– Меня зовут Василиса Никоновна, – представилась она.
– Рассказывайте, – предложил человек-дерево.
