— Что я ей скажу?!!
— Я вам соболезную.
Ахметзянов хотел было послать молодого человека куда подальше, но слова сочувствия были произнесены с необыкновенной искренностью, и патологоанатом ответил:
— Спасибо.
Прозектор ушел к окну и, уставившись в ночное окно, машинально перелистнул балетный журнал. Студент Михайлов обошел вокруг каталки с мертвым Алехой и остановился посреди помещения.
— Хотите, я вам станцую? — спросил он.
Ахметзянов закашлялся и, обернувшись, посмотрел в самые глаза молодого человека. В них было небо, а киноварь растворилась в лазури.
— А говорите, не танцор…
— Мне нужно посмотреть журнал.
— Пожалуйста.
Патологоанатом двинул по подоконнику «Российский балет», молодой человек взял журнал, на секунду прикрыл глаза, затем вдруг распахнул. Ресницы словно бабочкины крылья взмахнули. В его лице обозначилась еще большая серьезность, сквозь тело будто искра прошла, студент Михайлов расправил руки, сделал несколько изящных плие, затем великолепный каскад па-де-буре, а в довершение почти с места прыгнул так высоко и затяжно, что прозектор не выдержал и завопил:
— Барышников!!! Нуриев!!! Нижинский!!!
Он почти плакал от созерцания волшебной картины. Каскады прыжков сменялись выразительной пластикой, на смену ей опять невероятные прыжки, а в довершение всего в морге вдруг опять запахло летом, лесом и земляникой…
Неожиданно студент закончил танцевать и сказал:
— Все.
— Ах, как мне бы хотелось еще! — взмолился Ахметзянов.
— Больше не могу, — развел руками молодой человек, ничуть не запыхавшийся. — Я станцевал вам весь журнал. Там больше нет картинок.
Ахметзянов глупо улыбнулся и спросил:
— Да?
— Да.
Прозектор еще закурил и поинтересовался, чувствует ли господин А. какие-нибудь посторонние запахи?
— Запахи? — задумался молодой человек. — Пожалуй.
— А какие?
— Пахнет летним лесом.
— А еще чем?
— Ягодой.
Ахметзянов знал, какой ягодой пахнет и где та помещается, но спросил о том же и студента Михайлова.
Студент развел руками.
— Земляникой, — с хитрецой в голосе объявил патологоанатом. — А произрастает сия ягода…
Прозектор на цыпочках подкрался к каталке с Алехой и откинул простыню. Обернулся к студенту:
— Хи-хи.
— Что вы ищете? — поинтересовался молодой человек, когда понял, что разделыватель трупов лезет пинцетом в нос мертвеца.
— А сейчас увидите…
У Алехи нос был здоровенный, а потому Ахметзянов сменил пинцет на более надежный зажим и полез им в ноздрю покойного:
— Здесь она, здесь!
Казалось, еще немного, и сам патологоанатом влезет в ноздрю целиком. Но ничего подобного не произошло, что-то хрустнуло в голове мертвеца, Ахметзянов улыбнулся и принялся осторожно вытягивать зажим.
— Есть! — воскликнул он, когда металл целиком оказался снаружи. — И как вам это?!!
Он поднес зажим почти к самому лицу молодого человека. На конце инструмента, крепко схваченная, висела целая гроздь земляники, источающая запах, от которого голову кружило.
— Ну, каково же! Две… пять… девять… двенадцать!!! Целых двенадцать штук! — Ахметзянов втянул в себя аромат и сглотнул слюну. — Листочки…
Молодой человек взирал на эту картину абсолютно спокойно. Он даже иногда отворачивался и пытался вглядываться в ночь за холодным окном.
— Хотите? — заговорщически предложил патологоанатом.
— Нет, спасибо, — рассеянно ответил студент Михайлов.
— Как хотите!
Тотчас Ахметзянов засунул куст себе в рот, где его язык завертелся, обдирая с кустика ягоды. Затем прозектор выплюнул стебель, а плоды безжалостно прожевал и сглотнул.
— Что вы делаете? — изумился молодой человек.
— Ягоды ем, — чавкая, сообщил прозектор. — А что такое?
Студент Михайлов зажмурился.
— Что случилось?
— Нет-нет, ничего, — отмахнулся молодой человек, хотя по лицу его было видно, что событие произошло. Щеки господина А. слегка порозовели. Он дождался, пока Ахметзянов сглотнет сладкую последнюю молекулу.
— Скажите, — вопрос давался ему с трудом. — Розину ягоду вы тоже съели?
— Землянику?
Студент что-то промямлил.
— У нее всего-то было по ягоде в ноздре. Но и у машиниста, и у помощника его — по целому кусту!
Молодой человек быстро замигал. Казалось, что он вот-вот заплачет, но глаза его были сухи и представлялись теперь не голубыми, но почти синими.
— Что-то не так? — поинтересовался Ахметзянов и тотчас сам понял, что не так.
Носы, покойники, земляника, Алеха, господин А. — все было неправильно. Это ощущение было едва уловимым, но оно сильно напугало прозектора, напугало так, что по телу поползли мурашки с горошину каждая… Впрочем, страх и странное ощущение исчезли внезапно, как и накатили. Ахметзянов встряхнулся, посмотрел на часы и сказал, что времени к четырем утра, а сна ни в одном глазу.
Но тут в глазу патологоанатома отразилась некая мысль, мгновение назад сверкнувшая в уме.
— Я знаю, что надо делать! — воскликнул прозектор.
— Что же? — машинально поинтересовался молодой человек.
— Как же мне это в голову раньше не приходило!
Ахметзянов заходил кругами, потирая высокий лоб. Наконец он остановился и объявил:
— Я стану вашим импресарио!
— Кем? — не понял студент Михайлов.
— Я буду продюсировать ваш великий талант.
— Какой же?.. У меня даже памяти нет!
— А нам ваша память не нужна вовсе!
Ахметзянов еще энергичней забегал по залу, тщательно обходя каталки с трупами. Всем его существом быстро овладевала огромная идея, и перспективы открывались такие, что у патологоанатома дух прихватывало!
— Я из вас сделаю гения! — торжественно заявил разделыватель трупов. — Я превращу вас в Нижинского!
— Кто это?
— Самый великий танцовщик всех времен и народов!
— Вы умеете превращать? — с улыбкой спросил студент Михайлов.
Но Ахметзянов иронии не слышал. Им уже владела та фантазийная сила, которая затмевает разум, подменив его инстинктом, и влечет вперед безоглядно.
