В комнату, где поселили мельника, Весю проводил лохматый чародей, которого звали Томалос, или просто Том. Он оказался учеником Феодориса и имел два дара: воды и более слабый — созидания. Но учили его именно созиданию, потому что сильные заклинания воды считаются боевыми, а чародеев третьего круга таковым не учат, рано.
Все это чародей рассказывал Весе живо и весело и вообще, как поняла княжна, был бы не против поболтать еще, даже порывался пойти с нею к Ольсену.
— Извини, пожалуйста, — вежливо отказала ему девушка, — но он сегодня мой пациент и не особо этим доволен. И наверняка будет ругаться… а я не люблю, когда меня ругают при зрителях.
— Я тоже, — понятливо покивал Том и ушел, а Веся вздохнула, сделала самое безразличное лицо и вошла в комнату.
Мельник сидел на кровати, обложенный кучей подушек и читал толстенную книгу. На Весю глянул лишь мельком и снова вернулся к своему занятию, словно не замечая гостьи. Куница незаметно усмехнулась и спокойно прошла к столу. За то время, пока она занимается целительством, ей приходилось выслушивать от пациентов не только благодарственные слова. Люди бывают разные, одни рвутся руки целовать за сущие мелочи, а другие недовольны, что им жизнь спасли.
Осмотрев блюда, Веся убедилась, что мельник ничего не ел, и, взяв поднос, направилась к его постели.
— Ольсен, убери пока в сторону книгу и положи перед собой вот эту маленькую подушечку, я на нее поднос поставлю.
Ольсен сделал вид, что не слышит, но куница видела пациентов и поупрямее. И давно научилась с ними договариваться. И по-доброму, и строго, но дед Береста был совершенно особым человеком. Всё-таки это он решил ее судьбу, и именно потому она сегодня так счастлива, несмотря на то, что потеряла и имя, и род, и любимую рысь.
Княжна осмотрелась, вернулась к столу, поставила поднос и взяла у очага невысокую скамеечку, на какую обычно ставят озябшие ноги. Примерилась и, сочтя ее вполне подходящей, поставила на стол. Затем водрузила на скамеечку поднос и снова направилась к деду, делая вид, что не заметила, как он искоса подглядывал за ее действиями.
— Если ты сейчас не уберешь книгу, — остановившись возле кровати, спокойно сообщила куница, — то я поставлю скамейку прямо на нее и уйду. Хотя очень хотела с тобой поговорить.
— Когда я хотел, ты мне язык усыпила!
— У меня было тогда мало времени, и разговаривать я не могла. Когда я занимаюсь целительством, то всегда молчу, нужно постараться ничего не забыть и за всем уследить. А кроме того, по твоему лицу было понятно, — ответила Веся, хладнокровно опуская скамейку все ниже, — что ты намерен ругаться, а не разговаривать. А мне в такие моменты отвлекаться нельзя, это же не шрам на пальце, а нога! Я, если хочешь знать, вообще такое впервые сделала!
— А тебя, если хочешь знать, никто об этом не просил!
— Ольсен, я считала тебя таким умным! — сердито фыркнула девушка и поставила скамейку так решительно, что упрямый старикан еле успел отдернуть в сторону книгу. — Даже посоветоваться хотела! Но теперь не буду, покормлю и уйду!
— Не хочу я есть!
— Дед, не заставляй меня разговаривать с тобой твоим же собственным языком!
— Какой я тебе дед?! Не вижу у тебя на руке фамильного браслета клана Ястреба!
— Ольсен?! — изумленно качнув головой, уставилась на мельника куница. — Хоть я тебе по возрасту в праправнучки гожусь, но как целительница говорю: сейчас ты похож на деревенского мальчишку! Глупого, обидчивого мальчишку, у которого отобрали осколки подаренной фокусником звезды! Я, конечно, помню… старики часто впадают в детство, но никогда не считала тебя ни старым, ни способным на такое!
— Что бы ты понимала… — горько поджал губы мельник и отвернулся.
— Да уж побольше твоего, — фыркнула Веся и подвинула ему тарелку с мясом, — например, я точно знаю, что моя сила может заставить твое тело вырастить потерянную ногу и ускорить этот рост, но на это строительство пойдут твои собственные запасы. А ты хоть и крупен, да жилист… если не дашь своему телу питания, будешь ходить, как пьяный, да и голова кружиться начнет. Для тебя сейчас вот этот творог, мясо, рыба и икра не еда, а целебное зелье. И я как целительница намерена сделать все, чтобы ты это лекарство принял до последней капли.
— Ну, я же сказал…
— Дед! Я уже поняла, что ты много лет ковыляешь на одной ноге кому-то назло. И не думай, будто ты один такой, был у меня похожий пациент. Могу предположить… тот человек был тебе другом… или подругой, ради врагов так себя не мучают. И еще хочу сказать последнее… ты и сам отлично знаешь, раз за эти годы этот друг так и не пришел, то могут быть только два верных ответа. Или он тебе всё-таки не друг, и тогда ради него не стоит мучиться. Или просто не знает… что ты тут на одной ноге ковыляешь. И тогда это еще большая глупость… изображать мученика вместо того, чтобы давно вырастить ногу и сходить к нему поговорить… спросить, что же произошло. А теперь ешь, а я пойду. Но если будешь упрямиться, завтра попрошу Ардеста, чтобы сам с тобой поговорил.
Веся выпалила свою отповедь, решительно развернулась и пошла прочь, сделав вид, будто не слышит за спиной возмущенного сопения. Все равно сейчас с ним разговаривать бесполезно, старик рассердился не на шутку. Ну так пусть поест и поспит, это ему теперь только на пользу. А она придет попозже, вечерком… если Саргенс не придумает для ученицы какого-нибудь занятия.
Глава четырнадцатая
— Эвеста, ты свободна? — низковатый женский голос догнал куницу, когда она добралась до обеденного зала и на миг замерла в раздумье, куда свернуть.
— Да, — немедленно отозвалась Веся, успевшая за последние дни соскучиться по женскому обществу.
В ее доме, да и в отряде женщин всегда хватало: и молодых, с кем веселее вместе заниматься делами, и постарше, у кого можно было попросить совета, пирожок или моток цветных ниток. А последние дни Весю с утра до ночи окружают одни мужчины, и это постепенно начинает утомлять.
— Тогда идем, выберем тебе комнаты. — Бенреса резко свернула в сторону зала, из которого вышла, и свежеиспечённая чародейка заторопилась следом.
— Меня можно звать Веся, — попыталась познакомиться ближе куница, но Бенреса резко остановилась, задумчиво осмотрела ее с ног до головы и вдруг спросила напрямик:
— А в этом сокращенном имени есть что-то от твоего прежнего?
— Да… — прикусила губу княжна, начиная понимать, насколько круто за время ритуала изменилась ее жизнь. Теперь ей нужно все время внимательно следить за тем, чтобы невзначай не открыть свою тайну. И хотя большинство из обитателей крепости, а возможно, и все, знают, кем девушка была до принятия в круг, главное, чтобы сама она никогда не забывала — та часть ее жизни отрезана навсегда.
— Тогда не нужно так себя называть, — с неожиданным сочувствием предупредила чародейка, — только новым именем. А меня можешь звать Бенра, меня все так зовут. Ты как любишь, чтобы солнце было в комнате утром или вечером?
