В том числе и о том, что еще в конце декабря, сразу после Рождества, в Томскую губернию отправлен генерал-майор Иван Григорьевич Сколков. Так-то этот офицер ни должностью великой, ни чинами не блистал. Только в нашей стране это все легко перекрывает личное расположение правителя. А к Сколкову Александр Второй был расположен весьма и весьма. Начиная с 1857 года Иван Григорьевич непременно оказывался в числе сопровождающих царя. И на пароходном фрегате «Гремящий» в Киль, и в поездке в Архангельск, и дальше по стране до Нижнего. Потом, вновь с Александром, уже будучи официально причисленным к свите, в поездке в Одессу и по Крыму. В 1863 году сопровождал государя по Волге и Дону, с кратким заездом на Северный Кавказ. А в прошлом, шестьдесят пятом, был в делегации, сопровождавшей принцессу Дагмару на пути в Россию.
И вот вдруг этого свитского генерала отправляют в мои края! Безсонов, поковырявшись в бездонных карманах, извлек на свет изрядно помятое послание от штабс-ротмистра и зачитал. «Из разных источников поступают сведения о послаблениях, оказываемых начальствующими лицами в Западной Сибири политическим преступникам. А потому для удостоверения справедливости их командирован туда свиты Его Величества генерал-майор Сколков».
Вот и думай что хочешь. По мою это душу господин – или простое совпадение? А может ли быть это реакцией на включенные в мой последний всеподданнейший отчет сведения о готовящемся здесь, у нас, польском восстании, сигналом к которому должно послужить покушение на жизнь царя?
Но почему послали именно его? Не тяжеловата ли фигура – друг и доверенное лицо царя – для обычной инспекции в третьесортный регион? Прав, едрешкин корень! Тысячу раз прав ты, Герман. Если мы с тобой, брат, сможем вычислить, отгадать – почему именно он, то и весь остальной «туман» непонятных, нелогичных событий и решений рассеется сам собой.
И тут Безсонов со своим старшиной Васькой ничем помочь не мог. У них после выпитой на двоих четверти родилась всего лишь одна версия – придворного генерала отправили для организации лишения казачьего сословия станиц Двенадцатого полка. Дескать, стыдно государю кого-нибудь мелкого для такого дела слать. Непростое это дело – обижать верных защитников Отечества! К тому и наказного атамана сменили, и командиров полков отовсюду в Омск вызвали.
По мне, так чушь это полнейшая. В письме атаманца указано – разобраться с послаблениями к преступникам. А где они в Омске? Там даже нормальной пересыльной, этапной тюрьмы для ссыльных и то нет. Только гауптвахта и городской тюремный замок.
Итак, что мне известно? Два, как мы с Герасиком единогласно признали, важнейших факта: в Западную Сибирь за каким-то лядом, с неясными целями едет личный порученец царя, и чиновников Главного Управления из Омска переводят в Томск. Официального распоряжения, указа или приказа еще нет, но, по словам Суходольского, «господа сидят на чемоданах».
Могут эти два события быть связанными? Да, могут. Если принять допущение, что Сколков – простой ревизор, отправленный, чтобы проверить «поступающие сведения» до того, как в столице решатся провести в Сибири административные реформы. Сюда же хорошо укладывается информация, так настораживающая казаков: генерала Хрущева назначают командующим военным округом, но лишают гражданской власти в регионе. Значит, берегут местечко для кого-то более… важного.
Кого? И, едрешкин корень, как это может быть связано с моей деятельностью? Ведь есть же связь, спинным мозгом чую. Иначе зачем управу из Омска в Томск переводили бы? Ну нужна кому-то из весьма приближенных особ запись в личном деле о службе в агрессивно развивающемся, моими, кстати, стараниями, крае. Зачем несколько сотен людей с места на место-то дергать? Дюгамель вон Александр Осипович, и в Омске сидючи, вполне успешно рапортовал…
Мелькнула и тут же была отвергнута, как совсем уж невероятная, мысль, что на место нового наместника Западной Сибири готовят кого-то из членов Семьи. Это, в принципе, единственное объяснение путешествию царского друга. Допустим даже, пусть и несколько эгоистично, что столицу региона решили двинуть ко мне поближе, чтобы этот безымянный пока великий князь мог, если что, воспользоваться уже достигнутыми успехами. Но к чему тогда эта отставка с поста губернатора? А требование немедленно все бросить и бежать в Санкт-Петербург – вовсе ни в какие ворота…
Это конечно же все не более чем теории. Что-то не припоминается мне, чтобы кто-то из царской семьи, кроме возвращающегося из кругосветного путешествия через Владивосток будущего Николашки Кровавого, вообще в Томске бывал. Таблички на губернаторском доме, в мое время Доме ученых, помню. Их там две в моем мире было. Справа: «В этом здании 5–6 июля 1891 года во время кругосветного путешествия останавливался цесаревич Николай Александрович, ставший последним императором России». А метров пять-шесть левее: «В этом здании в 1917 году находились Томский Совет рабочих и солдатских депутатов и редакция большевистской газеты «Знамя революции», а в декабре 1919 года – Военно-революционный комитет».
Это так, к слову. И дом на этом месте теперь другой, и история, надеюсь, другим путем пойдет. Но и в том, и в этом мире что-то толпы царских родственников, желающих непременно побывать в Сибири, я не наблюдал. Цесаревич тогда и то лишь на одну ночь в Томске задержался. И выходит, что все мои рассуждения о целях порученца Сколкова – чушь и похмельный бред.
А вот с абстинентным синдромом нужно было что-то делать. Так-то оно конечно. Мороз за окнами – далеко за сорок. И вряд ли кто-то решится из Томска отправиться ловить беглого экс-губернатора. Тем более что нужно этому кому-то еще отгадать – в какую именно сторону я уехал. Выбор, правда, невелик – юг или восток, и при большом желании можно послать отряды в обе стороны. Но не в это время и не в этих краях. Сейчас все делают размеренно, спокойно. Отпишут все нужные бумаги, посоветуются с покровителями. Потом – проверят мой терем и усадьбы друзей. Цибульский вон у Гинтара в доме чуть не месяц проживал, и ничего! Так что серьезные поиски начнутся не раньше чем дня через три-четыре. И усердствовать, скакать по зиме, нахлестывая лошадей, – тоже не станут. Сибирь. Здесь каждый знает – на востоке мне делать нечего. Я там никого не знаю. На юге – АГО и его начальник Фрезе. Тот и без ордера на арест готов меня придушить в темном переулке. Остается запад. Колывань, там Кирюха Кривцов – мой, можно сказать, компаньон, – или Каинск. В окружном Сибирском Иерусалиме выбор укрытий для беглого Лерхе больше. Ерофеевы или Куперштох меня с радостью спрячут.
Вот вызнает это все майор Катанский – тогда телеграмму каинским и колыванским полицейским и отобьет. Дескать, найти и задержать. Кстати, Гера, ты опять прав. Даже причины моего ареста указать не посмеет. Если уж начать разбираться, так я и вовсе от жандармов не сбегал. Откуда мне вообще знать, что какой-то чин из Омского представительства Третьего отделения страстно желает мо мной пообщаться? Да – собрался да уехал. Так я перед жандармами отчитываться не обязан. Не ссыльный и не поднадзорный. Обычный имперский дворянин немецкого происхождения. Имею право путешествовать, едрешкин корень, по просторам Отечества.
– Счи вам, Герман Густавович, треба похлебать, – с грохотом полковых барабанов поставив простую глиняную тарелку на стол, строго заявил Апанас. – С капусткой. Кисленьких. После уже – хлебной глоток…
