– Считайте это последней проверкой на искренность и степень доверия. То, что вы согласились с тем, что манипулируете нами, было последним штрихом. Вы ведь понимаете, что даже манипулирование имеет свои пределы. В какой-то момент вдруг кукла сама начинает дергать манипулятора за ниточки. И начинает свою роль в спектакле, которая не предусмотрена по сюжету.
– Ну и как, я прошел проверку?
– Да, прошли. Я готов в полной мере содействовать вам в сегодняшнем мероприятии. К сказанному выше по поводу сотрудничества наших двух стран я еще довожу до вашего сведения, что мы готовы половину всех расходов, связанных с планами по устранению Гитлера, взять на себя.
– Спасибо за доверие. А по поводу денег – это к Святославу Федоровичу. Он отвечает за все детали операции…
Подполковник тут же развернулся к нам и так мило улыбнулся председателю совета директоров «Рейн-Сталь», что тот непроизвольно отшатнулся:
– Но-но, господин Ногинский. Профинансировать половину – это не значит снять с нас последнюю рубашку…
Улыбка Стаса стала еще обаятельнее:
– Мы обязательно обсудим все детали…
Юргенс окинул недоверчивым взглядом подполковника и безысходно откинулся на спинку сиденья…
Эту душераздирающую сцену прощания с деньгами прервал вызов рации:
– «Орлан», ответьте «первому».
Подполковник щелкнул тумблером:
– Здесь «Орлан». Докладывайте.
– «Объект» с любовником находятся в номере тридцать минут. Ведется запись происходящего.
– Всем готовность «один». Группу захвата к машине.
– Есть готовность «один». Группа будет через минуту.
Стас выключил рацию и повернул к нам голову:
– Пора. Действуем по сценарию.
Как только мы вышли из машины, перед нами из темноты мгновенно возникли четверо «росомах». Вперед выступил Горе и тихо произнес:
– Господин подполковник…
Нога прервал его:
– Веди.
В окружении «росомах» мы прошли через двор, вошли в здание, поднялись по черной лестнице и оказались на втором этаже казино. Когда наша группа подошла к двери интересовавшего нас номера, Стас скомандовал:
– Открывай.
Горе достал заранее приготовленный ключ и тихо приотворил дверь. Окружающие нас «росомахи» тенями просочились внутрь. В номере тут же возник неясный шум, который стих через пару мгновений. Подождав несколько секунд, подполковник широко распахнул дверь, и мы, уже не таясь, вошли в помещение. Я огляделся.
Вульгарный, в красных тонах, с претензией на роскошь номер, посреди которого стояла громадная кровать со скомканным постельным бельем. На ней находились двое голых мужчин. Первый из них, молодой, лет двадцати, женоподобный, с ужасом глядя на нас, пытался натянуть на себя простыню, а второй, плотный, похожий на матерого секача, настороженно, исподлобья обвел нас взглядом и прохрипел:
– Кто такие? Что надо?
Мы со Стасом, не обращая на его слова внимания, придвинули стулья, сели напротив, и я скомандовал:
– Начинайте.
Горе с грохотом подвинул небольшой столик к кровати, сорвал абажур с настольной лампы и поместил ее так, чтобы свет от голой лампочки светил прямо в лицо плотному мужчине, которого уже заставили сесть.
Один из бойцов за волосы рванул молодого мужчину с постели, поставил на ноги, легко ударил ребром ладони по шее. Тот сразу потерял сознание и начал заваливаться. Так же держа его за волосы, «росомаха» достал из кармана заранее приготовленный шприц-тюбик, уколол в межключичную ямку и отпустил волосы. Мужчина дернулся, мгновенно обмяк, свалился на ковер и тут же захрапел. «Росомаха» повернулся ко мне:
– Двенадцать часов амнезии. Будет помнить только сегодняшнее утро.
Я чуть обернулся к сидящему сзади Стасу:
– Сфотографировать все успели?
Подполковник глумливым голосом ответил из-за спины:
– А как же. Резвились наши детки, аж пыль столбом. И не только сфотографировать, но и фильм сняли. Ох, занятное кино будет…
При этих словах мужчина, сидящий напротив нас, зарычал и попытался вскочить с кровати. Горе резко, без замаха, ударил его в солнечное сплетение. Тот икнул, побледнел и согнулся от боли. «Росомаха», сознательно унижая, давая понять, что мужчина полностью в нашей власти, схватил за верхнюю губу и, резко ее завернув, заставил смотреть себе в глаза:
– Молчать. Не двигаться. Говорить только с разрешения. Понял, сука? Ну?!
Мужчина, на глазах теряя апломб, еле слышно, подобострастно прохрипел:
– П-о-о-о-нял…
Горе небрежно толкнул его назад на кровать и встал поодаль…
Я протянул руку назад:
– Фотографии.
Подполковник вложил в нее объемистый пакет. Я разорвал его и швырнул фотографии в лицо мужчине:
– Здесь самые невинные за последние три месяца. Так, мелочовка. Групповые гомосексуальные акты с использованием всяческих приспособлений. Есть еще другие, на которых запечатлены уже насилие и пытки во время совокупления. В наличии есть также несколько фильмов очень высокого качества.
Я опять протянул руку назад:
– Документы.
Подполковник вложил в нее еще один пакет, который я также разорвал и бросил его содержимое в лицо нашему собеседнику:
– Это копии чеков на подарки любовникам из самых престижных салонов и от самых дорогих портных Берлина. С адресами доставки, с милыми сердечными открытками и счетами за цветы. Здесь же признания несовершеннолетних лиц, участвовавших под принуждением в оргиях. Здесь же медицинские заключения врачей о полученных ими травмах. Что будем со всем этим делать, господин рейхсляйтер? Ваши интимные отношения попадают под статью параграфа 175 уголовного кодекса Германии, в соответствии с которой вам положено тюремное заключение сроком на три года. При отягчающих обстоятельствах – десять лет. И это уже не говоря о том, что вы умудрились нарушить все писаные и неписаные этические правила члена НСДАП.
При последних словах мужчина резко вскинул голову и посмотрел на меня взглядом, в котором плеснулся страх.
Я в ответ делано-сочувствуеще развел руками:
– Мне-то, собственно, наплевать, какие у вас сексуальные предпочтения, господин Рэм. По моему глубокому убеждению, это сугубо ваше личное дело. Но вот вашим товарищам по партии, которые имеют на вас очень большой зуб, думаю, эта фотогалерея, приправленная документами, очень понравится. А может, господин начальник генерального штаба штурмовых отрядов желает, чтобы все эти документы попали в партийную прессу? Ну, например, в утреннюю «Фелькишер Беобахтер» или вечернюю «Дер Ангрифф»? Или эти документы мне с нарочным лучше передать председателю партийного суда НСДАП господину Гримму, который давно алчет вашей крови, но никак не может ее пустить из-за отсутствия фактических материалов на вас? Как мне логичнее поступить, господин Рэм?
