– И разберусь. А ты возвращайся к себе. Пользы от тебя, как я вижу, все равно никакой.
Послышались легкие шаги, мою голову приподняли, и в нос ударил резкий запах нашатыря, от которого я окончательно пришел в себя.
На меня участливо смотрела моя защитница, а из-за ее спины озабоченно выглядывал подполковник. Ноя аккуратно сдвинула одеяло, которым я был укрыт до подбородка, и осторожно положила свою руку на мою туго перебинтованную грудь.
– С возвращением…
Я вымученно улыбнулся ей в ответ:
– Спасибо…
– Как ты себя чувствуешь?
Закряхтев, я с трудом приподнялся и оперся на спинку кровати. На это простое движение у меня ушла почти целая вечность. Все тело было сделано как из ваты, и ощущалась сильная слабость.
– Ну не сказал бы, что готов сейчас пуститься в пляс…
Ноя чуть усмехнулась:
– Тебе повезло, что ты вообще можешь двигаться. Тебя ударили Рабхасой – оружием мести и опустошения. Тот, против кого его применили, должен умереть от страшной боли без потери сознания. И испытывать при этом еще и душевную муку раскаяния. Опоздай я хоть на минуту…
– Ну ты же не опоздала…
Она потрепала меня по щеке:
– К счастью для тебя…
Потом строго посмотрела на Стаса:
– У тебя есть всего пять минут. Дольше разговаривать с ним я тебе запрещаю.
Повернулась и вышла, плотно притворив за собой дверь.
Я, преодолевая слабость, повернул голову к подполковнику:
– Стас, как дети?
Он в ответ широко улыбнулся:
– Живы. Правда, все были в слезах и соплях, когда их освобождали, но это дело такое…
– А что с нашими?
Его улыбка тут же пропала, а лицо закаменело:
– Плохо. Очень. С тобой и мной в подвале в живых осталось только восемь человек.
И то – частично живых… Ноя делает все возможное…
– А что с «близнецами»?
– Ушли. Оставили пятнадцать трупов и ушли. Прибывшие «росомахи» тоже были под «Витамином». Видно, те мгновенно вычислили, что ситуация не в их пользу, и отступили. Но вот куда, и главное как – не знаю.
– А…
– А все остальное тебе расскажет сам Юргенс вместе с исполняющим обязанности канцлера Аденауэром. Но только после того, как ты придешь окончательно в себя…
Эпилог
Два с половиной года спустя…
Токио. Императорский дворец Кокё, сад Фукиагэ 02.01.37 г. 13.44 по токийскому времени
Специальный советник в ранге министра, имеющий право в любое время суток без доклада входить к императору, глава древнейшего рода Фудзивара принц Фумимаро Коноэ терпеливо ожидал своего патрона на дорожке той части императорского сада Фукиагэ, в которую имели доступ только члены семьи правящей династии.
В точно назначенное время, 13.45 по токийскому, из-за заснеженных деревьев сакуры вышел 124-й император Страны восходящего солнца – Сёва Хирохи-то и неторопливо приблизился к своему всемогущему советнику:
– Я надеюсь, что получу достаточно внятное объяснение, дайдзин, почему мне приходится встречаться с вами в такую холодную погоду в этом открытом всем северным ветрам саду.
Фумимаро в ответ низко склонился в церемониальном поклоне:
– Прошу меня простить, микото. Но обстоятельства действительно чрезвычайные. В этом случае я взял на себя смелость перестраховаться. Утечка информации, которую я хочу вам предоставить, – недопустима, и довести ее до императора я решил вне стен дворца, которые имеют тенденцию отращивать уши, сколько их ни обрезай. Позволю себе сказать даже больше – последнее время начала проявляться тенденция, что кроме ушей у стен появились еще и болтливые языки, слова которых ветры относят с устрашающей последовательностью к нашему северному соседу.
Хирохито чуть улыбнулся:
– Тогда, дайдзин, вы должны были бы предложить для встречи восточную часть сада Фукиагэ. Впрочем, мы теряем время. Если мы уже здесь, то давайте прогуляемся, и вы мне все расскажете.
Император сделал жест рукой, приглашая советника следовать рядом с собой, и размеренным, неторопливым шагом двинулся по причудливо петляющей дорожке. Пройдя с десяток метров, он, не поворачивая головы к собеседнику, проговорил:
– Рассказывайте, принц.
Фумимаро, также смотря вперед, ответил:
– До микото уже доводилась информация о пугающем взрывном старте развития экономик СССР и Германии, которое началось после устранения Сталина и Гитлера с политической арены в 1934 году. Опуская все детали, на сегодня можно констатировать, что центром, генератором такого положения вещей является Государственный секретарь по иностранным делам, делам обороны и безопасности при Совете министров СССР господин Егоров. Формально он сейчас шестой человек в иерархии должностных лиц СССР. А фактически, как чиновник, курирующий оборону, безопасность и иностранные дела, а также Институт экономики СССР, рекомендации которого обязательны к исполнению Советом министров СССР, он и является главой государства. Какими подводными течениями его выбросило на поверхность политической жизни СССР, сейчас не суть важно. Важно то, что он действительно стоит за всеми более или менее важными событиями, происходящими в Евразии с 1932 года. Так вот у нас появилась возможность сделать так, чтобы этот человек исчез. Навсегда.
После последних слов Хирохито внезапно остановился и резко развернулся в сторону своего специального советника:
– Вы в своем уме, принц?
Фумимаро также остановился, склонил голову и ответил твердым голосом:
– Такое развитие ситуации в высших интересах империи, микото…
– А вы отдаете себе отчет в том, что произойдет, если станет известно, что за таким, э-э-э, исчезновением стоят спецслужбы Японии? Это будет не просто международный скандал. Мы можем в ответ получить тотальную войну на уничтожение, в которой русские пленных брать не будут.
Фумимаро поднял взгляд на императора и тонко улыбнулся:
– Никто не собирается давать таких приказаний нашим спецслужбам, микото. Это сделает друг Егорова – Станислав Ногинский, председатель ОГПУ, которому Егоров, по нашим сведениям, безгранично доверяет.
– Даже так? Вот такой поворот событий мне видится более привлекательным… И как вы себе все это планируете, дайдзин?
– Вы позволите, микото?
Специальный советник приблизился к императору и зашептал ему на ухо. Говорил он долго, не менее десяти минут. Закончив говорить, принц встал напротив Хирохито и в очередной раз поклонился. В самый последний момент императору вдруг показалось, что, когда Фумимаро склонял голову, его зрачки на мгновение стали вертикальными. Отбросив эту мысль как бредовую, Хирохито, отстраненно и задумчиво смотря на собеседника, произнес:
